Клювы

— Уходим! — Стиснув зубы, он увлек Вилму вниз, как она час назад увлекла его в праздную сутолоку вечеринки. Дым клубился в подъезде, слепил глаза.

— Он… этот парень… убил…

Вилма трясла синими локонами, будто отказывалась верить.

Огонь больше не угрожал им, но Филипа обуревало ощущение, что кошмар только начался, что пироман — не самый жуткий из сюрпризов ночи.

Панические крики встретили их за порогом подъезда. Кричали справа, и слева, и позади. Не погорельцы Сороки — они откашливались у парадной. Вопли доносились с проспекта.

Интуиция била в набат.

— Кто-нибудь вызвал пожарных?

— Там не берут трубку, — пожаловался седовласый скульптор.

— Что происходит? — Вилма смотрела в глубь двора. Обернулась к Филипу. — Ты куда?

— Сирены, слышишь?

За домами выл спецтранспорт. Из мансарды валил дым.

— Погоди.

Вилма поравнялась с Филипом.

Он мысленно просканировал себя.

Наркотическое опьянение миновало. Разум был чист. Так Филипу казалось.

Но на узкой улочке, перпендикулярной проспекту, он усомнился в собственной адекватности.

За пределами тихого двора творился кошмар, сюрреалистичный и кровавый. Возле стриптиз-клуба лежал коротко стриженный мужчина в форме секьюрити. Другой оседлал его, схватил за уши и монотонно колотил затылком о брусчатку. Судя по тому, как сплюснулся череп, мужчина был мертв. Еще два трупа валялись вдоль тротуара. А в устье, выходящем на Вацлавак[9], кипел ад.

Люди бежали к метро. Крики и визг рикошетили от безразличных фасадов. Филип подумал невпопад о Годзилле — посеять панику такого масштаба мог бы разве что киношный монстр.

— Филип! — предупреждающе вскрикнула Вилма.

Тип, размозживший череп охраннику, брел в их сторону. Что-то было не так с его лицом: вялым, размякшим, как кнедлик. И глаза, даже издали, вызвали в памяти Филипа четкую картинку.

Больничное кладбище. Руины часовни. Блондин, слепо машущий корягой.

У парня был точно такой же взгляд.

И у толстяка-пиромана.

Убийца никуда не спешил. Кровь стекала с его пальцев. Филип потормошил Вилму, они бросились наутек.

«Это кокаин, — с надеждой подумал Филип, — кокаин вкупе с бессонницей, я просто брежу».

Толпа перла мимо проулка. Но теперь Филип видел искореженные тела на дороге. Одни люди спасались бегством, иные нападали. Женщина в нижнем белье схватила пожилую китаянку и обмотала вокруг ее шеи ремень фотоаппарата. Полуголый мальчишка бил ногами хнычущую леди. И у этих, нападавших, были пустые стеклянные глаза.

«Вирус! — пронеслось в голове. — Как в фильмах. Эпидемия, заставляющая убивать».

— Полиция! — Вилма запрыгала, жестикулируя.

Синий автомобиль вклинился в толпу, подмяв нескольких туристов. За ним выкатили второй и третий. Машины перегородили проезд.

«Они не помогут, — понял Филип. — Тут не помогли бы и танки».

«Пустоглазых» было раза в три больше, и они прибывали. Одетые так, словно их выкинуло на улицу прямо из коек (кольнула туманная догадка). В плавках, в мятых футболках и пижамах. Новоприбывшие несли кухонный инвентарь. Ножи, тесаки.

— Стойте! — крикнул полицейский. — На землю!

Сухо хлопнул предупредительный выстрел. Вторую пулю полицейский всадил в грудь приближающегося подростка. Подросток упал, выронив садовые грабли. Как по команде, копы открыли стрельбу. Свинец косил «пустоглазых» и обычных туристов. Измазанная в крови, рыдала на газоне девушка.

— Сюда! Скорее!

Филип оглянулся. Из бакалеи им махал седобородый индиец. Не тратя драгоценных секунд, Филип подтолкнул Вилму. Они влетели в лавку, индиец хрястнул раздвижной решеткой и защелкнул замок.

По проспекту шествовала смерть. Пражане убивали гостей столицы. Гости убивали пражан. Взорвались витрины «Бургер Кинга», пламя, словно из огнемета, лизнуло тротуар. Человек-факел вышел из закусочной, постоял недолго и рухнул навзничь.

— Это что, война? — спросила Вилма. Ее глаза были такими же бесцветными, как у психов. — Кто они? Русские? Неофашисты?

— Они — мы, — сказал индиец.

Филип отвел взгляд от решетки.

Не считая их с Вилмой, в помещении сгрудились четверо: хозяин лавки, смуглая женщина, возможно, его супруга, длинноволосый мужчина с навьюченным рюкзаком и полуголая девушка вовсе без волос.

— Когда это началось? — спросил Филип.

— В полночь. Было десять ракшасов, потом сто, потом много по сто. Испуганный идти в метро, но метро нет.

— Ракшасы?

— Мы говорить так о демонах. В индуизме. Эти как одержимые ракшасы.

Полуголая всхлипнула. На ней были только высоченные ботфорты, чулки и кожаные трусики. По груди рассыпались блестки, соски маскировали нашлепки с болтающимися кисточками. Бритый скальп украшала татуировка: игральные кости, выпавшие счастливой семеркой.

Девушка дрожала. Индиец снял с себя расшитый золотой нитью пиджак и накинул ей на плечи.

— В метро ловушка, — сказал он.

— I don‘t understand,[10] — пожаловался турист. — What he says?[11]

Филип не удостоил его ответом. Он снова смотрел наружу. Растерянные полицейские увещевали толпу. Психи… Как там? Ракшасы?.. Подсекали жертв, тянули, душили. Лица были пугающе спокойными и расслабленными. С таким видом отдыхают в шезлонге, а не совершают массовые убийства.