Клювы

Сотни тысяч спящих явились на величайшее из представлений. Корней видел лишь затылки.

Он заставил себя идти, хотя ноги прирастали к земле, противясь самоубийству.

Человеческая масса шуршала и ерзала в нетерпении.

«Они разорвут меня на клочки, — обреченно подумал Корней. — Через минуту от меня не останется и следа».

Он воздел к небесам руки. Облака дезертировали, оголив фиолетовую бездну, апогей звездного хаоса. И владычицу ночи — обнаженную до непристойности круглобокую Луну.

Волосы сомнамбул становились седыми от серебристой краски. Их несвежее дыхание окутало равнину. Все внимание было сосредоточено на кратерах и моренах.

Неистово яркий лунный свет лился в черепа, будто там, на Луне, дети Песочного человека щелкали клювами, требуя больше вкусных глаз.

Кисти Корнея вспыхнули факелами. Ярче, чем прежде. Фантомное пламя рвалось из пальцев.

Задние ряды начали поворачиваться. Их лица были масками серебряного мерцания.

Корней подумал о мире, погруженном в пучину снов. Красивом и уродливом, разном. О том, что могло безвозвратно исчезнуть.

Музеи, книги, оратории, симфонии, кинематограф, комиксы, панды в зоопарках, поэзия, видеоклипы, телевидение, Бах и Босх.

Свет омыл стеклянные глаза марионеток, сузил зрачки. Люди безмолвно осели на траву. Толпа шевельнулась, и в ней образовалась прямая трещина.

Образы хлопали петардами в сознании Корнея. Он зашагал по коридору, мысленно перебирая…

…Спагетти, адронный коллайдер, социальные сети, 3D-очки, кофе по утрам, мороженое в рожках, раздражающая реклама, левые и правые, модернисты и консерваторы…

Было множество вещей, от которых стоило избавиться, но и ради них он шел по ущелью. Огонь перебросился на предплечья, на плечи и испепелил страх. Душа запела огненную песню.

Ракшасы переключили внимание на Корнея. Свет скользил по белым чумазым лицам. Ракшасы падали, как костяшки домино, толкая друг друга. Тела стелились справа и слева.

Корней думал о пастеризованном молоке, пробках, Леди Гаге, Уолте Диснее, Квентине Тарантино, порносайтах и рыбалке.

По сторонам от него один за другим отключались ракшасы. Власть над ними пьянила Корнея — или того, кто в нем поселился и вел его сквозь опадающую толпу.

Он подумал о Моисее и расступающемся море.

А потом любые мысли вышибло из разума.

Корней увидел Лунное Дитя.

Оно было огромным. И не имело ничего общего со старыми сказками.

Пятиметровый зверь восседал на груде спрессованных и перекрученных людей. Не меньше полусотни лунатиков понадобилось, чтобы смастерить трон, и многие из них были еще живы. Трон стонал и сопел, выпученные глаза мучеников были преисполнены благодати. Их кости раздробили, чтобы соорудить подлокотники для могучих лап.

Задние конечности чудовища упирались в подставки из коленопреклоненных женщин.

От гнева пламя, охватившее Корнея, заискрилось.

Туловище Песочного человека напоминало туловище гориллы. Длинные передние конечности и короткие задние, выпяченная массивная грудь. На этом сходство заканчивалось. Плоть была гладкой и осклизлой, как шляпка гриба. Покатые плечи венчала громадная голова, отдаленно похожая на кабанью. Близко посаженные глазки сияли лунами. Кривые бивни торчали вверх, но вместо пятачка Песочный человек имел клюв, и этим загнутым двухметровым клювом он терзал удерживаемую в пальцах жертву. Расковыряв грудную клетку, выщипывал мясо. Серебристый луч бил из раны умирающего лунатика в небо.

Потрясенный Корней догадался, что так, вынимая из своих рабов свет, тварь кормит детенышей. Он подумал о старой тибетской традиции — небесном погребении, когда мертвецов измельчают, смешивают с ячменной мукой и отдают на съедение гималайским белоголовым грифам — визжащей своре «небесных танцоров».

Чудовищный вепрь издал трубный глас — довольство, переходящее в угрозу.

Он наконец заметил распавшиеся ряды воинства и светящегося золотым ореолом Корнея.

Одним движением Песочный человек разодрал пополам мужчину и разбросал кровоточащие куски. Кольца кишок повисли на омерзительном кресле.

Белая туша сидела под остановившимся метрономом, под пухлой и гадкой Луной — клещом, присосавшимся к небу. Кровь заливала площадку, струилась по ступенькам. Трон скрипел зубами.

Кто-то (второй бог-шахматист?) подсказывал Корнею: эта гротескная морда кабана — не истинное обличье Лунного Дитяти. Таким — для устрашения — он предстает перед паствой.

Глаза-луны вгрызлись в голову.

Корней пошел мимо падающих ракшасов. Столб золотого огня взметался над ним выше и выше. Химера заклекотала. Корней ощутил волны, источаемые чудовищем.

Страх.

Оно боялось той силы, что бурлила в маленьком человечке.

Сила требовала выпустить себя наружу.

Теперь ракшасы смотрели на Корнея, приближающегося к лестнице.

Расстояние между ним и монстром неумолимо сокращалось. А Песочный человек словно скукоживался, уменьшался. Изогнутый клюв щелкал исполинскими ножницами. Передние лапы громыхали кулаками по плитке.

Корней шагнул на лестницу.