Клоака. Станция потери (СИ)

Я сжимаю лежавший в кармане фонарик, и когда Госпожа вновь пытается дотронуться до меня, пересилив пронзивший ее тело приступ боли, я со всей силой и злостью, какие только нахожу в себе, ударяю ее по голове тупой стороной фонарика.

За то, что раздела меня.

За то, что заставила думать, будто я стану чьей-то игрушкой на ночь.

За то, что делает все это с другими девушками!

Запоздало я понимаю, что от такого удара фонарик мог сломаться. Но у меня хватает ума забрать с собой тот, который Белла швырнула в Госпожу, чтобы помочь мне освободиться от ее цепких пальцев.

— Нина, бежим же!

— Д-да…

Взглянув на лежавшую без сознания Госпожу и бегу следом за Беллой. Как только мы выбегаем через главную дверь и оказываемся на улице, вновь раздается грохот. Люди опять кричат, а я вспоминаю слова персонажа из старого фильма, который за свою жизнь просмотрела уже, наверное, сотню раз, выучив каждую фразу наизусть.

«Эту музыку я знаю».

Четвертые оковы — Сбор

И вот чего, спрашивается, на попе мне ровно не сиделось?

У меня ведь и жетонов для побега было предостаточно. И место безопасное и теплое подле Семена мне было обеспечено. Ходи за «врачом», носи его чемоданчик с микстурками и клизмами и бед не знай. Но не-ет. Я не захотела сидеть под землей девяносто суток. Я самонадеянно решила, что смогу всех обхитрить, и в конечном итоге выбраться из этой канализационной ямы на поверхность, сделав вид, что ничегошеньки плохого со мной не произошло.

Идиотка.

Вот просто слов других нет.

Какая же я идиотка!

Я насчитываю, по меньшей мере, еще семь взрывов. Звук от них доносится со стороны выстроенного по периметру лагеря забора. Кто-то специально проделывал в нем дыры, и я даже знаю, зачем это было сделано. Нет, не для того, чтобы находящиеся внутри лагеря люди сбежали. Совсем не для этого. Те, кто жил внутри огороженной территории, в теории, всегда могли выйти за пределы лагеря сами. А вот те, кто обитает в Клоаке, внутрь попасть могли только одним способом.

И кто-то им этот способ обеспечил в количестве семи штук.

Как минимум семи штук.

Свет в «небесных» панелях начинает медленно погасать. В Клоаке смеркается. Я чувствую едкий запах гари, а еще тошнотворную аммиачную вонь. Глаза слезятся, к горлу подкатывает горьковатый комок. Сейчас я во всей красе осознаю название этого места. Канализация. Помойная яма.

Да на свалках, наверное, воняет меньше, чем здесь и сейчас.

Люди в лагере носятся от одного здания к другому, кричат, вопят, а те душегубы, кому повезло оказаться в сложившейся ситуации с автоматами в руках, палят во все стороны, особо не прицеливаясь и не переживая о том, кто станет их мишенями. И тут у меня назревает вопрос: что сейчас представляет большую опасность? Душегубы или заполоняющие лагерь «горожане»?

— Эй, ты ведь понимаешь, что помереть вот так совсем уж тупо! — шипит Белла, прижимая ладони к своим ушам.

— Понимаю, — отзываюсь я, осторожно выглядывая из-за обшарпанного угла какого-то двухэтажного здания. — Еще как понимаю.

За эту короткую «вылазку» я насчитываю трех «горожан» и двух душегубов-мазил. Они стоят метрах в десяти от места, где мы прячемся, и нас не замечают. Впрочем, они в этом не виноваты, у этих мужиков сейчас есть проблема поважнее, чем две девицы, сбежавшие от местной сутенерши. Но скажите мне кто-нибудь, тут автоматы раздают всем подряд или только за красивые глазки? Они же не умеют стрелять! Беспорядочно водят своими автоматами то вверх, то вниз, то вправо, то влево, тратя патроны и ни разу не попав по вонючим целям!

Если честно, то шансов на победу у «горожан» куда больше, чем у душегубов.

Бах-бах! Бах-бах!

Бах!

А-а-а!..

«Горожане» — три. Душегубы — один. Девицы — два.

Я прячусь обратно.

— Если я сегодня помру, то стану призраком и буду преследовать тебя до конца твоей никчемной жизни! — продолжает шипеть Белла, не рискуя выкрикивать свою угрозу в полный голос.

— Значит, ты предполагаешь, что мне выжить все-таки удастся? — спрашиваю я у нее, прижавшись спиной к стене.

Бах-бах! Бах-бах!

Бах!

— Ты, гадина, живучая, — беззлобно обзывается Белла, — точно тут не помрешь.

Бах!

— Сочту за комплимент.

Бах!

Криков стихли. И я уж подумала, что у горе-мазилы наконец-то появился глазомер, но предчувствие, сжавшее сердце в тиски, заставляет меня усиленно думать над тем, что я услышала. А точнее, что именно я услышала. Звуки выстрелов, прогремевших сейчас, отличаются от тех, которые я слышала за минуты до этого. Потому что это был грохот не от автоматной очереди, а от пистолетной. И не от очереди уже, а от одиночных выстрелов.

Я снова выглядываю из-за угла.

Бах!

Кажется, я ойкаю. Белла хватает меня за руку и дергает вниз. Мы обе оседаем на землю. Поднимаю вверх взгляд, наблюдая за тем, как и без того обшарпанный угол стал обшарпанней на целую дырку. Я даже вижу, как вниз струится бетонно-штукатурный порошок.