Клодет Сорель

— Вы бы поосторожней с языком-то, гражданка подследственная, — сурово глядя на Иванову-Васильеву, сказал Кузин. — Нечего тут против народной власти агитировать!

Женщина пожала плечами. Финкель сделал страшное лицо, мол, погоди, дай дожать!

— Значит, — мягко продолжил он. — Поняв, что вам не удастся покинуть пределы СССР, вы решили создать преступную группу, которая помогла бы вам перейти границу?

— Почему же преступную?

— Не отвечать вопросом на вопрос! — теперь уже грозно крикнул Финкель. — Отвечать на поставленный вопрос!

Забавно прозвучало. Теперь уже Кузин хмыкнул.

— Да, если вы настаиваете, я хотела заручиться помощью добрых людей.

Кузин сообразил, что делать дальше.

— И с этой целью, вы, будучи на самом деле Марией Николаевной Романовой, выдали себя священнику Синайскому за Анастасию Николаевну Романову. Я вас правильно понял?

— Вы меня совершенно правильно поняли! — она усмехнулась.

Финкель одобрительно кивнул и вернулся в свой угол. Ничего, вдвоем они ее быстро на чистую воду выведут! Что, гражданочка королевна, издеваешься? Я тебе сейчас покажу!

— Что ж вы, Надежда Владимировна, на исповеди, получается, солгали? Грех ведь!

— Солгала. Правда, не на исповеди, а перед ней. Но я давно не исповедалась. Если вы приведете мне священника, я буду вам крайне признательна!

Кузин развел руками.

— Вы соображаете вообще, где вы находитесь? Это народный комиссариат внутренних дел, управление госбезопасности, а вы священника требуете!

— Требую? Вы меня не так поняли. Как я могу от вас чего-то требовать? Просто высказалась. Тем более, что священник никогда тайну исповеди не откроет, а так как это была не исповедь, то отец Иван сразу же принял деятельное участие в моей судьбе — сообщил обо мне верным прихожанам, стал собирать для меня деньги, нашел жилье. У меня, знаете ли, после Соловков никаких средств не было. То есть, вообще никаких. Ни туфли купить, а старые совсем прохудились, ни даже на еду, самую скромную, не хватало. Так что я сильно нуждалась, и отец Иван стал мне помогать.

— То есть, узнав о том, что вы дочь бывшего царя, он начал снабжать вас деньгами?

— Уверена, что он сделал бы точно то же самое для любого нуждающегося человека.

— А вот я в этом совсем не уверен.

Иванова-Васильева пожала плечами.

— Скажите, — вдруг снова подал голос со своего места Финкельштейн. — А что ж они вам такие дурацкие документы выправили? Ничего лучше не могли найти?

— Почему дурацкие? — удивилась Надежда Владимировна.

— Так сами посудите: это что ж за фамилия такая — Иванова да еще Васильева. Вы сами-то не чувствуете, что такое имя звучит комически?

— А какая разница? Я бы выбралась за границу, там бы вернула себе настоящее имя. Но вот, не успела.

— А кто вам документы делал?

— Я не помню. Отец Иван принес, а я не спрашивала.

— Ох, лукавите, госпожа царская дочка, лукавите! — Финкельштейн подошел к столу, пролистнул дело, нашел нужную бумажку и стал читать:

— А вот, что рассказал на допросе Иваньшин Александр Маковеевич, которого вы называли иеромонахом Афанасием: «Иванову-Васильеву Н. В. все участники группировки приняли за действительную царскую дочь — княжну Анастасию Николаевну Романову. Я лично помогал ей деньгами на пропитание и купил фиктивный паспорт, так как она проживала в Москве без документов, когда легко попасть в милицию и поплатиться за свою принадлежность к числу членов царской семьи. Синайский Иван Дмитриевич помогал ей деньгами, Куликова Ирина Никитична, Кузнецова Александра Даниловна, Макеичева Елизавета Васильевна и другие предоставляли ей квартиру, где она проживала по нескольку дней кряду, без прописки». Это верно?

— Если он так говорит, то значит верно.

— Нет, не «он так говорит», а что вы на это скажете?

— А что будет всем этим людям?

— Мы опять возвращаемся к тому, кто здесь задает вопросы, да, Надежда Владимировна? Да что ж вы за человек такой, которому все по десять раз повторять надо?! Не волнуйтесь, с ними ничего противозаконного не произойдет, все будет исключительно по закону.

Она сделала неопределенное движение головой, мол, знаем мы ваши законы.

— И не надо демонстрировать нам свое дворянское высокомерие и пренебрежение — сурово заявил Финкельштейн. — По закону все будет, нравится вам это или не нравится. То есть, вы подтверждаете показания Иваньшина?

— Кого, простите?

— Иеромонаха вашего.

— Ах, да. Подтверждаю.

— Вот и хорошо. Итак, Никита Васильевич, — обратился он к Кузину. — По-моему, здесь все ясно, как вы считаете?

Кузину как раз ничего не было ясно, но Финкель — умный, явно что-то задумал, поэтому он согласно кивнул.

— Да, Михаил Исаевич, все совершенно ясно! Надежда Владимировна, подпишите протокол, пожалуйста.

Она взяла ручку, подумала и стала что-то быстро-быстро писать, часто макая перо в чернильницу-непроливайку на столе у дознавателя. Кузин и Финкельштейн удивленно переглянулись — чего там столько писать-то? Но решили не мешать. Черкала она там пару минут, потом протянула бумагу Кузину.

— Я подписала.