Клоны не рождаются

Проще говоря, в биокосмоценозе мы занимаем место мхов и лишайников. Подготавливаем почву. Пионеры космоса, существа, превращающие локальные ады в довольно уютные местечки, которые уже привлекают других. Нет, людей никогда не вытесняют с нагретого места полностью, есть даже планеты, на которых живут только люди. Но по большей части люди все-таки отходят на второй план, растворяются на фоне куда более ярких рас. Или вообще продают территорию, которую не в силах удержать.

Пожалуй, такой способ ведения дел человечество репетировало, когда затеяло продажу Аляски. Теперь люди всегда заботятся, чтобы корабль с деньгами не пропал в пути. Люди пересчитывают деньги, и вечно оказывается, что они продешевили. Но это никого не останавливает. Наоборот, они пробуют еще и еще. Одна группа энтузиастов за другой вылетает в сторону ближайшего ада.

Лучшие терраформисты, экологи и ксенопсихологи — это мы.

Вот что Крейг называет «пакостной сущностью». Его собственный термин для обычного любопытства. Мы постоянно суем нос куда не надо, будь то закоулки съемочного цеха с, казалось бы, так тщательно спрятанными от несведущих телепортационными рамками, или потемки чужой души.

А у Сеньки в этих потемках обитало чувство вины, большое и страшное. Мико угадала.

Но Крейг мог бы и помягче. Я же просто спросила, все ли в порядке. Я же не знала, что Сенька ответит.

Каждый по-разному реагирует на смерть. Кто-то с удовольствием наворачивает пельмешки за просмотром фильма про живых мертвецов, изредка заглядываясь на особо красочные брызги крови, кто-то еще не перерос юношеские мечтания о ней и том, как все будут плакать и убиваться после, а кто-то… Сенька Сова, нашедший повесившуюся девушку.

И как бы ему не пытались втолковать, что это недосмотр психологов, он не слушал. Он продолжал терзаться, как завзятый мазохист.

Специалисты, увы, лечили не то и, отчаявшись, бросили это дело. Он же не впал в депрессию, в самом деле, никаких суицидальных порывов, ничего опасного для окружающих. У каждого есть шрамы и травмы — обычная история. Так, задумался немного о вечном — частая патология, с которой вполне можно жить.

Вот где была ошибка: Сенька не то чтобы боялся смерти, он не задумывался, что там дальше, и даже не винил себя в гибели конкретной девушки: это же действительно была не его работа. Скорее… В тот момент, отупело глядя на дурно пахнущую лужу, в которой отражался мягкий свет ламп, он впервые четко осознал, что все клоны рано или поздно погибают.

И, в сущности, нет особой разницы, сами они это делают или входят в кабинки, где их распыляют на атомы точно так же, как собрали. Возможно, той девушке даже больше повезло: у нее была возможность подготовиться. При таком освещении даже снятая из петли она казалась почти… живой. А еще она успела попрощаться.

А он, Сенька, участник программы, которая создает ежесезонно от десяти до пятидесяти клонов. А потом… прибирается. Он на нее пашет, не покладая рук. Тут уже не отговориться, что это не его работа. И пока клоны просто входили в кабинки-капсулы, умирая вне его поля зрения, он этого не осознавал — не хотел осознавать.

Я сейчас почти слово в слово пересказываю полупьяный Сенькин бред, который полился из него нескончаемым потоком. Вот я третий раз макнула его голову под холодную воду, и началось.

Выглядел он при этом жалко. С волос потекла краска, синий и фиолетовый смешивались, расцветив усталое лицо тысячей оттенков синяка; глаза были широко распахнуты — тогда-то я и окрестила его про себя «совой». Нервничая, он выламывал пальцы, и я морщилась, когда слышала хруст костяшек.

Я еще не до конца осознала собственное положение. Распыление на атомы? Это звучит слишком страшно, чтобы быть правдой. Наверное, переводчик что-то напутал или Сенька драматизирует.

Нас же обещали вернуть домой, разве нет?

Нам же… обещали.

Пока я лупала глазами в прострации, Сенька прокашлялся, завершая исповедь. Достал откуда-то из внутренних карманов шприц. Я тут же отвлеклась на него. Неужели мой случайный приятель еще и наркоман? То есть это — всего лишь белочка, можно не верить, можно же?

— Спасибо, что выслушала, — закончил речь Сенька, старательно отворачивая лицо. — Я пойду, у меня еще много работы. Нужно занести документы и…

Так и не протрезвел. Нормальному человеку в голову не придет тащиться куда-то на ночь (пусть и условную) глядя и в таком вот серобуромалиновом виде. (Это теперь я знаю, что чтобы не испортить волосы, Сенька пользуется комбинацией из смываемой краски и сухого шампуня. Но тогда-то даже не была уверена, что он крашеный, а не генномодифицированный — вот и сунула его под воду, не задумываясь о последствиях).

На пол он не присел — опрокинулся. Попасть в вену шприцом у него тоже не получалось. Я осторожно спросила:

— Это лекарство, да?

— Штатное, — кивнул Сенька чересчур резко, чуть не ударившись о стенку затылком. — Чтобы не спать. Вколол — и сутки как огурчик. А потом еще вколол и еще сутки… Нам это… выдают. Чтобы работать.

— Чтобы работать, значит. — Протянула я.