Клоп

Мальчики не возражали бы подождать, это прочитывалось по их лицам. Между тем оба не сомневались, что волосы Джозиз находятся в идеальном порядке.

Еще половину пути к номеру Пиуса Джозиз на ходу возилась со своей челкой. Лил несла в руках банку с молоком, которую прихватила вечером с кухни. Пиус считал это излишним, однако он неосторожно упомянул о молочных ваннах.

Настало время, собравшись возле горстки пепла, выяснить, есть ли в ней какой-то смысл. Элберт тоже не опоздал, так что свидетелей хватало. Лил держала наготове банку с молоком. Отказавшись умываться им, Пиус приставил поднос к подоконнику и аккуратно смахнул на него пепел. Он посмотрел на друзей, неуверенно потряс пепел, чтобы распределить его ближе к центру и поставил поднос на подоконник. Все расступились, небо уже открывалось. Наконец, над верхушками деревьев показался кусочек солнца, и взгляды ребят машинально обратились на поднос. Пиус больше не дышал и не моргал, когда пепел, освещенный первыми лучами, сам собой стал расползаться по подносу, разглаживаться и чернеть. Потом новая отдающая глянцем субстанция начала раскаляться, так что над подносом поднялся жар. А затем (кстати, эти превращения происходили довольно быстро) среди тлеющих обрывков появился белоснежный пергамент. И почти разбирался… да, это был текст! Пиус услышал сбоку вскрик, и его с головой окатили прохладной жидкостью.

– Ой, прости, прости, пожалуйста! – извинялась Лил, обтирая его волосы. – У меня случайно вырвалось.

Крочик сбегал за полотенцем. Ребята стали вытирать Пиуса, а тот старался прочесть то, что проявлялось на пергаменте.

– Смотрите, смотрите! – показывал он на подоконник.

Перед ними лежал лист из плотной бумаги с четырьмя стихотворениями, выведенными вполне ясным подчерком обычными чернилами, причем не на каком-нибудь эльфийском языке. Верхняя левая часть содержала следующий стих:

Под звездным небом в час роковой

Нашлись слова, что смерть навели,

Пират, сова и дуб вековой,

И младший брат с руками в крови.

Без гроба тело, плачет земля.

Покоя парку нет много лет.

Он склеп хранит и ждет того дня,

Когда свободным встретит рассвет.

Верхняя правая – такой:

Подарок искусный,

Что мастер поднес

Своей нареченной,

Не сделан из роз,

Не золотом выткан,

Не светит во тьме,

Но силу большую

Таит он в себе.

Фамильная ценность,

Что Дэзрик создал,

Давно уж исчезла,

Покинув свой зал.

В нижней левой части было стихотворение:

Пробрался за стены темный воришка,

Повсюду влечет его золотишко,

Воюет ночами под грохот и вой,

Не страшен ему этот мир колдовской.

Последний стих в нижней правой части был таким:

Раскинула ветви свои под землей,

Проход к паутине заставлен броней.

Заметив, что строчки растворяются, Пиус помчался к письменному столу за тетрадью и ручкой. Он в спешке рылся в шкафчиках, бормоча себе под нос: «молоко мы прихватили, а вот блокнот приготовить ума не хватило».

Он вывалил на подоконник ворох ручек и карандашей и, торопясь, стал записывать первое стихотворение. Джозиз тоже схватила ручку, вырвала из тетради Пиуса листок и сказала, какое стихотворение она будет переписывать. Ее сестра сделала то же самое, устроившись с листком как-то на стене и выбрав строчки с темным воришкой. Крочику просто не нашлось места.

Еще не успели полностью пропасть буквы, как пергамент неожиданно загорелся. Ребята хлопали по нему, но в несколько секунд на подносе уже не было ничего доступного для прочтения. Им пришлось заканчивать свои стихи по памяти, четвертый стих из маленького двустишия остался не записанным.

– Много не дописали? – спросил Элберт. – Все происходило так быстро, от волнения вокруг я ничего не мог запомнить.

– Свой я вроде правильно закончила, – сказала Лилил.

– Я тоже закончил, – сказал Пиус, – но правильно ли…

– Не уверена с последним четверостишием, – произнесла Джозиз.

– Хорошо, хоть что-то есть. А последний четвертый маленький стишок, кто-нибудь вообще обратил на него внимание? И еще, Лил, зачем ты облила меня молоком?

– Прости, – пропела Лил, – просто, все так началось, появился этот пергамент, и я сначала обрадовалась, а потом испугалась, что он исчезнет, руки сами дернулись, на всякий случай… Крочик, – внезапно обратилась она, – тебе нужно было запомнить последнее стихотворение.

– Не знаю как вы, – сказал Крочик, – лично я, пусть и без рифмы, запомнил содержание всех четырех стихотворений.

Глава 10 – Преступные намерения

Это был теплый безветренный вечер, но уже не тот, когда нагретый за день асфальт мог остывать на протяжении всей ночи, асфальт и стены зданий были уже холодными.