Клор (СИ)

Наблюдение первое: буквы местного письменности выглядят как порядком мутировавшие, но всё ещё узнаваемые руны международного фонетического алфавита. Наблюдение второе: топографическая карта использует легенду, которую я знаю по прошлой жизни. Совпадение полное — вплоть до магнитного склонения с поправкой на дрейф полюсов. Наблюдение третье: база данных Талоса подсказывает, что местная орфография — не фонетическая. Я медленно закрыл глаза. Кто бы ни создавал письменность для Лён Ньол — языка Свободных Семей — это был лингвистический извращенец немыслимого уровня. Вывод очевиден.

Я открыл глаза. Нет ничего нового под Солнцем. И этот мир при всей иллюзии чего-то Иного — всего лишь моя родная Земля через сколько-то там сотен лет после моей «смерти». В груди защемило. Значит, отец и сестра… Я зажмурился, отгоняя морок надежды — худшую из известных военной науке форм заблуждения. Местные никогда не слышали ни про Лион, ни про Интерпол, ни про ООН. Не похоже это на мир, в котором мы выиграли войну против Бездны. Так что, агент, волю в кулак — и за работу. Карта в память загружена, текущая задача — сориентироваться на местности.

К центральному входу я вышел за минуту: мимо него меня проводили несколько раз за сегодняшнее утро, и других трёхметровых деревянных дверей с коваными ручками в локоть длиной я во всём здании не заметил. Небольшое толкающее усилие, пара шагов — и я окаменел. В небе светили три солнца: невыносимо яркое рубиновое, бархатно-зелёное и едва различимое на голубом фоне ультрамариново-синее. Когда диафрагма наконец вспомнила, как дышать, я отошёл с прохода и осмотрелся.

Передо мной была огромная — километра полтора в поперечнике — площадь, утопающая в зелени. По центру на совершенно чёрном постаменте стояла колоссальная статуя женщины, охваченной иллюзией пламени. Сквозь оранжево-голубое марево, из-под расколотых очков защитной маски прямо в душу сурово смотрели горящие зелёным глаза. Пальцы застыли, почти перезарядив что-то похожее на шестилинейную винтовку. Вокруг постамента по кругу выстроилось звено огнемётчиков. Восемь огненных смерчей взлетали от них ввысь и бессильно обтекали шагающую вперёд фигуру.

Итак, я на крыльце резиденции дома Орнаг — вариант, который я до сих пор считал наиболее вероятным, но не единственным. Прямо передо мной площадь Свободы и памятник Йон Кандо. Местоположение определено, следующая задача — пройти пять с половиной километров до Канцелярского тупика. Желательно без происшествий. Левой — правой…

В паре метров от меня беззвучно взлетел крупный ворон. На грани восприятия крутилось ощущение, что в нём есть что-то чудовищно неправильное, но что именно — я понять не успел. Проводив птицу взглядом, я спустился в голубовато-зелёную тень деревьев на площади.

Ноги шагали на автопилоте, а я тем временем во всю силу смотрел по сторонам. Люди вокруг были… обычными? Наверное, это самое точное описание. Да, слегка непривычный крой одежды. Да, некоторые открыто носят разнообразное оружие. Парадное, преимущественно. Инкрустация рукоятей револьверов стразами явно находится где-то в третьей десятке самых тупых способов получить бесполезный в бою кусок металлолома. Нет, окружающие не выглядят как по-настоящему инопланетная цивилизация. Вполне земные чудики. Вполне. Разве что импланты у них грубовато сработаны.

Я прошёл площадь практически насквозь и вышел на Пепельный проспект. Ателье и ювелирные по обе стороны проезжей части непрерывно генерировали пешеходов, уплотняя толпу в пульсирующий квазикристалл. Комбатантов вокруг было заметно больше, чем на площади. Будь я более склонен к необоснованному теоретизированию, я бы, наверное, решил, что лишь вооружённый человек может позволить себе закупаться местным товаром.

Я позволил естественному ритму проспекта вытолкнуть меня в узкий проход между двумя домами и перевёл дух. Не то чтобы проложенный мною маршрут через дворы был действительно короче, просто я всегда терпеть не мог толкучку. По-моему, нормальный контроль пространства вокруг стоит того, чтобы немного попетлять.

Словно в ответ на мои мысли, два потёртого вида типчика вразвалочку двинулись ко мне от дальнего конца прохода. Ботинки цвета пыли с разводами грязи, тканые штаны с растянутыми коленями, куртки без четверти пуговиц и, конечно, безупречные клетчатые кепарики с острыми козырьками. Я усмехнулся про себя. Кажется, только что был открыт закон инвариантности гопоты. Бросив быстрый взгляд на брусчатку перед собой, я заметил тень ещё одного, приближавшегося сзади. Я перехватил «полено для вязания» поудобнее и ускорил шаг.

— Проход — два хвоста, — полусплюнул тот, что подходил спереди-справа. — На городское благоустройство.