Клоун. История одной любви

Зрители очень долго не хотели его отпускать. Макар продолжал кланяться в разные стороны и улыбаться, а публика все бушевала. И хотя глаза его еще не окончательно привыкли к свету после полумрака выступления, Макару вдруг показалось…

Нет, не показалось.

Откуда-то сверху, по проходу между рядами зрительских кресел, торопливо и стремительно спускалась Динка.

Макар узнал бы ее из миллиона и сейчас просто смотрел, не отрываясь, чтобы не потерять из вида — словно боялся, что она вдруг исчезнет или, передумав, побежит назад.

Но вот она спустилась до первого ряда, перепрыгнула через полуметровый край манежа — никто и опомниться не успел — и бросилась к Макару.

К ней тут же кинулся бдительный инспектор манежа, вероятно, приняв за какую-нибудь оголтелую фанатку, но Макар вскинул руку, жестом останавливая его и показывая, что все в порядке.

Динка подскочила к Макару и замерла в полушаге. Он продолжал стоять и смотреть на нее.

— Поздравляю с классным номером, — робко выговорила она наконец; Макар едва расслышал эти слова сквозь гул не затихающих аплодисментов.

— Почему ты не перезвонила? — спросил он требовательно.

— Папа умер, — коротко отозвалась она. — Было не до разговоров…

Он сделал шаг вперед и сжал ее ладони в своих.

— Тогда тем более — почему ты мне не позвонила?!

Динка виновато отвела взгляд.

— Не хотела напрягать своими проблемами…

— Как же ты бесишь… — выдохнул он, с обожанием вглядываясь в ее лицо. — Тебе хоть понравился мой номер?

— Не знаю, — Динка виновато пожала плечами и призналась:

— Я сидела с закрытыми глазами.

Дурочка. До бесконечности, до невозможности, до оторопи любимая дурочка…

— Выйдешь за меня? — спросил он с волнением.

— Макар! — ахнула она, меняясь в лице. — Блин, разве так делают предложение?!

— Это значит «да» или «нет»? — уточнил он.

— Бесишь! Конечно, «да»!

Глупая. Именно так и делают предложения. Только так, и никак иначе. В том месте, где бьется твое сердце. Посреди манежа. На глазах у сотен восторженных зрителей. В священном месте под названием Цирк.

…И он наконец обнял и поцеловал ее.

ЭПИЛОГ

Три года спустя

«Если бы про нашу историю любви сняли фильм и показали на Каннском кинофестивале, мы бы получили пальмовой веткой по морде…»

Почему-то эта старая хохма из интернета всякий раз приходила Динке в голову, когда она думала о них с Макаром. Помнится, их брак тогда никто не воспринял всерьез. В цирковой среде все привыкли к тому, что артисты женятся на «своих», Динка же была чужачкой. Более того — она в принципе не любила цирк, даже на выступления собственного мужа почти никогда не ходила, боясь смотреть под купол, где Макар выполнял мыслимые и немыслимые пируэты.

Она так и не привыкла к тому, что его профессия сопряжена с ежедневным риском для жизни. Не научилась не волноваться каждый раз, когда он взмывал ввысь. Сидела и молча повторяла про себя все известные ей молитвы, пока номер не заканчивался.

Но ведь для счастья нужно совсем другое, правда? Необязательно быть влюбленной в профессию мужа. Главное — быть влюбленной в него самого. А она любила Макара так, что даже делалось страшно…

Правда, после рождения Леськи страхи за мужа несколько поутихли — на них банально не оставалось ни сил, ни энергии, ни времени. Но и Макар тогда перестал так отчаянно лихачить, больше не бросал вызовы самому себе, пытаясь переплюнуть собственные рекорды, и стал трижды осторожен. Вероятно, понимал, что может оставить свою малышку без отца… Он даже на гастроли с цирком теперь не ездил — на правах ведущей звезды имел право и на такую прихоть. Выступал только на привычном манеже, под «родным» куполом. Ну и давал иногда мастер-классы для начинающих воздушных гимнастов, а еще снимался для телевидения.

Записи его выступлений легко преодолевали отметку в миллион просмотров буквально за считанные дни. А уж когда они замутили коллаб с Максом Ионеску — Макар исполнял свой новый номер под живой аккомпанемент виолончели — поклонников у того и другого артиста значительно прибавилось.

Динка взглянула на часы и поднялась с бортика песочницы, на котором сидела, ожидая, пока Леся наиграется.

— Лесеныш, — позвала она дочку, — пора домой.

Девочка упрямо замотала головой.

— Гу! — заявила она. — Гу-гу.

— Я понимаю, что ты хочешь еще гулять, но скоро приедет папа, а мне кучу дел надо переделать.

Глазки Леси радостно вспыхнули.

— Папа-а-а, — с обожанием выдохнула она.

— Папа, — кивнула Динка. — Так что пойдем. Мне еще тебя отмывать от песка, кормить и на дневной сон укладывать.

Леся послушно протянула перепачканную в песке ладошку.

И в этот миг Динка услышала, как кто-то нерешительно окликнул ее по имени.

Она обернулась и замерла. В паре метров от песочницы стояла мать Макара.

…Эта женщина долгое время была Динкиным ночным кошмаром. Ей страшно было даже подумать о том, что она вызывает у кого-то такую сильную ненависть. То, что Макар решил не общаться со своей матерью, казалось Динке вполне закономерным — после всего-то, что та наворотила!..