Клоун. История одной любви

Дома Динка быстро помогла Владе раздеться, отвела ее в ванную помыть руки, затем включила какой-то детский канал и попросила:

— Посидишь немного одна? Пиццу скоро привезут, а пока мне нужно заглянуть к дедушке. Тебе лучше туда не ходить.

— Знаю, — Влада скорчила гримасу, — я и не пойду. Мне не нравится, как там пахнет, и дед все время ругается…

Динка решила не заострять на этом внимания — просто коротко кивнула.

«Не нравится, как там пахнет» — это было еще мягко сказано. Сама она, прежде чем зайти к отцу в комнату, всякий раз несколько минут собиралась с духом, стоя перед дверью. Она понимала, что нельзя винить лежачего больного за те неприятные запахи, которые источает его тело, но ничего не могла с собой поделать. Сиделка проводила с отцом полдня, а вечера и ночи были полностью на Динке, и ей иногда казалось, что она медленно сходит с ума.

— Здравствуй, папа! — преувеличенно жизнерадостным тоном поздоровалась она с отцом, войдя в комнату, и тут же бросилась к окну, чтобы проветрить.

— Явилась… шалава… — донеслось с постели едва различимое.

— И тебе добрый вечер.

— Опять шлялась где-то… весь день… — выговорил он с трудом; речь его была невнятной, но все-таки вполне различимой, особенно для приноровившейся взаимодействовать с ним Динки, и это практически всегда были ругательства.

Динка давно научилась абстрагироваться от того потока грязи, что постоянно слышала в свой адрес от отца. В конце концов, его можно было только пожалеть… А у нее еще со школы выработался иммунитет к оскорблениям.

Когда год назад отец перенес инсульт и стал абсолютно беспомощным, Соня отказалась за ним ухаживать, мотивируя тем, что ей некогда — у нее ответственная работа на полный день, маленькая дочь и «личная жизнь».

Динке пришлось вернуться в Светлоградск, хотя она уже девять лет жила в Калининграде. Бросила друзей, работу в офисе, своего парня (впрочем, по поводу парня она переживала меньше всего — это был довольно проходной вариант)… С работой в родном городе поначалу было совсем туго, и Динка хваталась за первые попавшиеся вакансии — кассирша в магазине, официантка в какой-то сомнительной забегаловке… пока наконец знакомая не пристроила ее на теплое местечко в новый, недавно открывшийся детский сад. Официально она числилась там нянечкой, потому что у нее не было специального педагогического образования, но по сути выполняла обязанности воспитателя, поскольку персонала в группах катастрофически не хватало.

Платили, конечно, смешные деньги, но график был удобный, по полдня: либо с утра до обеда, либо с обеда до вечера. Динка легко находила общий язык с детьми, да и те ее обожали, так что грех было жаловаться. К тому же, ей досталась подготовительная группа, и дети там были уже не беспомощными несамостоятельными карапузами, а вполне сформировавшимися маленькими личностями. Соня тут же подсуетилась и перевела свою дочь из другого детского сада в Динкин — чтобы Влада была под присмотром родной тети.

Сестры совсем отдалились друг от друга за эти годы, поддерживая лишь формальное общение, как было положено родственникам. А вот к племяннице Динка искренне привязалась.

Личная жизнь у Сони никак не складывалась: она развелась с мужем пять лет назад и с тех пор находилась в перманентном поиске спутника жизни. Она панически боялась остаться одна и все свои отчаянные поиски мужчины оправдывала одним-единственным аргументом: «Владе нужен отец!» Динка предпочитала никак это не комментировать, однако роман с женатым начальником вряд ли помогал Соне в поисках отца для своей дочери.

В комнату ворвался свежий морозный воздух.

— Холодно… — тут же проскрипел отец.

— Потерпи немного, — миролюбиво произнесла Динка, подтыкая ему одеяло со всех сторон. — Я сейчас проветрю и закрою окно.

— Скотина… — привычно отозвался он.

Кажется, он сам не отдавал себе отчета в том, почему постоянно обзывает собственную дочь. Это как будто стало его навязчивой идеей. Возможно, он даже не понимал, не осознавал, что из его рта вылетают бранные слова — и ему казалось, что он светски беседует со своей кровиночкой?

Что интересно, он никогда не обзывался ни на сиделку, ни на Соню — просто делал вид, что не замечает их. Игнорировал. Так что Динка огребала, что называется, и за себя, и за того парня…

Закрыв окно, Динка притащила из ванны тазик с теплой водой, губку и клеенку, достала тальк, крем и запасной памперс, а затем приступила к традиционным гигиеническим процедурам. Руки выполняли все буквально на автомате, она старалась не думать о том, что вот это ссохшееся, жалкое и дряхлое тело принадлежит ее отцу. Это был просто человек, нуждающийся в ее помощи — только и всего.

Отец продолжал костерить ее, насколько хватало сил, но в Динкином мозгу к тому моменту словно переключался какой-то рычажок — она просто не слышала всех этих обидных слов.