Клоун Шалимар

Ровно через год, день в день, — они были на Лаутане, восточнее Исабелы, и только что подожгли каучуковую плантацию «Тимоти де ла Круз Филиппинас» — озаряемый пламенем пожарища Джанджалани в палестинском платке в бело-красную клетку обернулся к Шалимару и, сияя лучезарной улыбкой, произнес:

— Я держу слово, друг!

Шалимар взял протянутый устадом конверт.

— Вот он, твой посол! Тут его фото, его имя, его домашний адрес. Теперь мы отправить тебя, друг. Да ты открой конверт! Лос-Анджелес ждет тебя, друг. Видишь — Малибу-Колони, Беверли-Хиллз, 90210. Мы посылать тебя туда, станешь большой-пребольшой звездой кино, скоро будешь целовать американских девушек, гонять на красивых машинках, произносить глупые спасиба, когда «Оскаров» наполучаешь. Согласись, что я человек слова!

Шалимар повертел в руках конверт.

— Как это тебе удалось?

— Я же сказал — нам повезло. Филиппинцы — они есть повсюду, а у них и глаза, и уши на месте.

И тут Шалимара осенило:

— И давно ты это узнал? — спросил он. — Ты знал об этом все время, ведь так?

Устад Джанджалани прикинулся оскорбленным:

— Друг мой киллер, прости, но пойми меня правильно: один этот год ты был мне нужен. Спасибо тебе. Я слово держать и теперь отправлять туда, куда тебе надо. Опять спасибо. Наши судьбы сошлись — о'кей? Довольно про это. Считать, это мой прощальный подарок.

После нового нырка в невидимый мир, где существовали лодки, машины и самолеты, после пересечения канадской границы грузовым вертолетом из Ванкувера в Сиэтл, а оттуда поездом на юг, после странного свидания в офисе на бульваре Сансет с местным связным, среднего возраста филиппинцем с прилизанными седыми волосами, франтовато облаченным в атласный клубный пиджак, после ночи, проведенной в ночлежке напротив гостиницы «Миллионная», он, в деловом костюме, очутился наконец у ворот особняка на Малхолланд-драйв и произнес в домофон фразу, которая должна была послужить ему пропуском:

— Я к послу Максу, меня зовут клоун Шалимар.

Когда ему ответили, он сказал:

— Нет, сэр, я не торговец. Простите, я не понимаю хорошо. Прошу, пожалуйста, сэр, известите посла Макса, погодите, сэр, пожалуйста.

На второй день повторилось то же, что и в первый: ему отвечал холодный, безымянный голос, хорошо знакомый ему голос охраны. Они не желали рисковать, они постарались принять необходимые меры. На третий день по ту сторону ворот спустили собак.

— Не надо собак, — сказал он. — Посол Макс меня знает, я не причиню вреда, сэр. Только прошу сказать его превосходительству про меня, я готов ждать сколько нужно.

Ночи он проводил прямо в жухлой траве за поребриком шоссе, чтобы не попасться на глаза полицейскому патрулю. Он прошел хорошую школу. Ему ничего не стоило справиться с собаками, он мог бы любой из них разорвать пасть голыми руками; мог бы спокойно разобраться и с безымянным голосом: сумел бы заставить его делать кувырки или притвориться мертвым, как циркового пса. Голос принадлежал к породе полицейских ищеек и заслуживал собачьей смерти. Но он контролировал себя, говорил смиренно, просительно, заискивающе. На четвертый день, когда из ворот выкатился посольский «бентли», Шалимар поднялся из своего укрытия во весь рост. Охрана выхватила оружие, но он, с кашмирской войлочной шапкой в руках, почтительно склонив голову, выглядел как олицетворение смирения и скорби. Окно в «бентли» опустили, и Шалимар увидел, наконец, лицо человека, которого так долго искал и которого намеревался убить: он постарел, но это ничего не меняло — это был он, посол Макс. Охота не всегда требует прямого нападения и погони, она подразумевает еще и слежку, и приманивание, и еще много чего.

— Ты кто? — спросил посол Шалимара. — И почему приходишь сюда?

— Меня зовут клоун Шалимар, однажды в Кашмире вы встретили мою жену. Она для вас танцевала Анаркали… Да, так точно, сэр, Шалимар… Да, сэр, Бунньи мне жена… Нет, господин, мне не нужны неприятности, что было, то было… Нет, сэр, к несчастью, она умерла… Да, сэр. Не так давно… Конечно, сэр, это печально, очень печально, вы правы. Что ж, жизнь коротка и полна скорби. Спасибо, что спросили. Я очень счастлив, что попал сюда, на землю свободных и храбрых, только мне нужна работа, сэр. В память о ней, прошу, сэр. Если можете, возьмите меня на работу. Ради любви к ней, сэр. Да благословит вас Господь! Я не подведу.

— Завтра приходи, — сказал посол. — Тогда и поговорим.

Шалимар покивал и отошел от машины. На пятый день он снова позвонил у ворот, и, когда в очередной раз назвал свое имя, ворота перед ним распахнулись. Он стал не просто шофером. Он стал лакеем, личным слугой, стал тенью посла. Его услужливость не знала пределов. Он стремился быть как можно ближе к нему, так, как бывает близка возлюбленная. Хотел узнать его истинное лицо, изучить его сильные стороны, его слабости, проникнуть в его тайные мысли. Изучить в мельчайших деталях жизнь, которую собрался отнять с максимумом жестокости. Ему некуда было спешить. Чего-чего, а времени у него было предостаточно.