Клоун Шалимар

Преступник спустился вниз и вышел на открытое место, чтобы найти какую-нибудь еду. Он рылся в мусорном баке на территории для выгула собак, и его взяли с красной помятой упаковкой «Макдоналдса» в руках в тот унизительный момент, когда он пытался извлечь из промокшего пакета несколько оставшихся там кусочков жареной картошки.

Услышав об этом в новостях, Ольга Семеновна тотчас приписала арест убийцы своему колдовству:

— Вот что значит картофельная магия! — сообщала она каждому встречному. — Ну и дела! Выходит, я еще не утратила своего дара!

Было подтверждено, что захваченный действительно не кто иной, как Номан Шер Номан, известный также как клоун Шалимар. Новость об аресте вызвала у Кашмиры Офалс странное чувство разочарования: засевшее в ней нечто требовало, чтобы она выследила и нашла его сама. Отголоски его бессвязных, нечленораздельных речей перестали долетать до нее. Может, это оттого, что он слишком ослабел? Кашмир продолжал жить в ней, и арест Шалимара в Америке, полное размывание его как личности в интонациях чуждой ему речи вызвало у нее смятение, которое она не сразу, но постепенно опознала как культурный шок. Она больше не считала, что история Шалимара — это дело Америки. Она касалась Кашмира. Она касалась лично ее.

Новость об аресте Шалимара заняла почетное место на первых полосах газет и позволила измочаленному уличными беспорядками департаменту городской полиции набрать очки в момент, когда он больше всего в этом нуждался. К этому времени глава департамента Дэрил Гёйтс, в начале упрямо не желавший покидать свой пост, был отправлен в отставку. Был уволен и лейтенант Майкл Мулин, чей отряд полицейских, испуганный превосходящими силами бушующей на углу Флоренс и Норманди толпы, позорно отступил. Материальный ущерб, нанесенный городу, составил один миллиард долларов. Ущерб, нанесенный карьере майора Брэдли и верховного судьи Рейнера, не поддавался определению в валюте, он был невосполним. В подобной ситуации успех лейтенанта Джинивы и сержанта Хилликера по поимке убийцы был подан газетчиками как беспримерный подвиг и свидетельство того, что в полиции есть не только ублюдки вроде Куна, Пауэлла, Брисено и Уинда, зверски избившие Родни Кинга, но и честные, хорошие парни. Сам Родни Кинг выступил по телевидению с призывом заключить перемирие.

— Давайте попробуем успокоиться, — воззвал он к телезрителям.

Интервью с лейтенантом Джинивой и сержантом Хилликером стало гвоздем последнего в мае ночного ток-шоу. На вопрос ведущего Джонни Карсона, способна ли, по их мнению, полиция Лос-Анджелеса вновь завоевать доверие жителей города, сержант Джинива ответил, что, безусловно, способна, а сержант Хилликер, энергично ударив сжатым кулаком правой руки по ладони левой, прибавил: «И то, что злостный преступник пойман и сидит сейчас за решеткой, служит тому живым подтверждением».

Засим последовал краткий период распродажи маек с изображениями Тони и Элвиса на пляже Венеция в Мелроузе. Один из телевизионных каналов заявил о проекте фильма об Элвисе и Тони, где главные роли должны были исполнять Джо Монтенья и Деннис Франц. Клоун Шалимар с удивительной быстротой превратился в фишку в политической игре, и Кашмира Офалс, которая теперь считала своим только это имя, о чем и известила всех своих знакомых, Кашмира, родители которой были подло убиты, чувствовала, как в ней нарастает раздражение всем происходящим. Нечто, проникшее в нее в тот момент, когда она стояла на коленях у материнской могилы, было для нее чрезвычайно важно и требовало решительных действий. Теперь величайшие события ее жизни процедили сквозь сито политики, и в сухом остатке оказалась лишь болтовня о коррупции, о червоточине в полицейских рядах и честных копах Хилликере и Джиниве. Земной шар не перестал вращаться, и мир беспощадно продолжал свой путь. Макс для него уже не существовал, и Бунньи Каул — тоже. Героями дня сделались Элвис и Тони, они и присвоили себе злодея клоуна Шалимара. Он стал для них, можно сказать, хеппи-эндом — счастливым завершением их карьеры, их самым крупным кушем, который придал их жизни смысл, тем самым отняв этот смысл у ее собственного существования. Одна у себя в квартире, Кашмира в ярости колотила кулаками об стену. Как она себя ощущала? Погано. «Нужно ему написать, — решила она. — Пусть знает, что я жду. Пусть знает, что он мой».