Клоун Шалимар

Я собираюсь рассказать тебе об отце. Тебе следует побольше узнать о человеке, с которым ты вступил в тесные отношения и принес ему смерть. Ему и так оставалось жить недолго, но тебе не терпелось, ты жаждал крови. Ты отнял жизнь у великого человека, и тебе надлежит знать о ней больше. Я собираюсь сообщить тебе то, что он рассказывал мне, когда я была совсем маленькой, — о вхождении в дворец Власти. Я также расскажу тебе об его нелепом увлечении мифическими людьми-ящерицами, которые, как он был убежден, жили когда-то под Лос-Анджелесом. Я намерена в компании с ним и с тобой перелететь во Францию времен Сопротивления, что, думается, ты найдешь для себя небезынтересным. Полагаю, все свои подвиги ты оправдываешь тем, что совершал их во имя свободы, так что тебе, наверное, будет любопытно узнать, что мой отец тоже был борцом за свободу. Я хочу, чтобы ты узнал какие песни он пел, например про жаворонка, и какую еду он любил больше всего (это был штрудель с рислингом и баранина в меду — блюда его эльзасского детства); хочу, чтобы ты узнал, как он спасал жизнь своей дочери и как дочь любила его. Я буду засыпать тебя письмами, буду писать и писать, они станут твоей совестью, станут травить тебе душу и мучить, они превратят твою жизнь в ад до того самого часа, пока, если все пойдет как должно, ее у тебя не отберут. Даже если ты не станешь их читать, если тебе их не отдадут или ты будешь рвать их в клочки, они все равно копьями вопьются тебе в сердце. Мои письма — это проклятия, и они иссушат тебе душу. Мои письма — это грозные предупреждения, и они непременно вселят в тебя ужас, а я не перестану писать, пока ты не умрешь. Может, я буду писать их и после, буду писать их твоему корчащемуся в аду духу, и они будут мучить тебя сильнее адского пламени. Тебе никогда больше не увидеть Кашмира, но я, Кашмир а, здесь, рядом, и ты будешь жить во мне, письма мои станут для тебя тюрьмой более страшной, чем та, в которой ты сейчас, они станут твоей одиночной камерой. Тяготы твоего теперешнего тюремного заключения ничто по сравнению с теми, которые ты будешь испытывать от моих писем. Тебе знакома песенка Хаббы Хатун о пронзенном сердце: «О, стрелок, грудь моя открыта твоим стрелам. Они пронзают меня, отчего ты так жесток?» Так вот, теперь я — стрелок, и моя цель — ты, только стрелы мои пропитаны не любовью, а ядом ненависти. Мои письма — это стрелы ненависти, и они найдут тебя.