Клоуны и Шекспир

– Остановись, братец, – недоверчиво вздохнув, попросил Лёнька. – Попридержи-ка резвых и наглых коней своей больной фантазии…. Шекспир? Разве сейчас – его Эпоха?

– Тут ты прав. Старикашка Вильям (моё безмерное уважение), должен родиться только через год-полтора…. Что из того? Наоборот, нам это только на руку. Я большинство его пьес помню наизусть. Ну, почти наизусть…. Тем не менее. Произведём фурор. Устроим ажиотаж. Прославимся. Привлечём внимание. То, что и требуется в данной ситуации…. Тебя, мой толстый Ламме, терзают сомненья морального толка?

– Терзают…. А, как же быть с настоящим Шекспиром? То есть, с настоящим Шекспиром местного розлива? Который родится только через год-полтора?

– Относись ко всем житейским перипетиям сугубо с философской точки зрения, – посоветовал психологически-обученный Даниленко. – Во-первых, до сих пор точно неизвестно, писал ли Шекспир что-либо. То бишь, так достоверно и не установлено, кто конкретно являлся истинным автором «шекспировских» пьес, трагедий и комедий. Реальных претендентов насчитывается целая уйма. Сплошная мистификация, мать его…. Во-вторых, мы же не собираемся воспользоваться всем «шекспировским наследием». Так, три-четыре классические трагедии. Парочка комедий. Не более того…. Переживёт местный Шекспир (кем бы он ни был на самом деле), данную потерю. Что-нибудь другое – взамен – напишет. Может, ещё более гениальное, знаковое и грандиозное…. Кстати, чисто между нами, скромными и беззащитными девочками. Я и Александра Сергеевича Пушкина хочу «впутать» в эти дела. В том плане, что одно из его произведений…

– Ладно, с этим – более-менее – всё понятно. Уговорил…. Значит, делаем-совершаем театральный фурор, встречаемся с Вильгельмом Оранским, предостерегаем его от поспешных действий и вырабатываем некие совместные стратегические планы?

– Так точно.

– А, что потом? Впрочем, не отвечай. Я, кажется, и сам догадался…. Было сказано чётко, мол: – «Главное, что все ван Либеке говорят по-испански…». Было такое дело?

– Было…. Так, блин горелый, обрисовать тебе – на живую нитку – следующие основные этапы моего гениального плана?

– Не стоит утруждаться, – гордо отказался Лёнька. – Я же не лох последний. Типа – чилийский. Уже обо всём догадался…. В глобальном понимании, конечно, догадался. Детали? А так ли они важны? Детали – в настоящей авантюрной операции – подлежат всенепременному пересмотру и изменению. Из серии: – «Импровизация – Королева всех авантюрных авантюр…». Да здравствует – Её Величество – Импровизация! Ну, двигаем к временному ночному лагерю, размещённому на улице Рокин?

– Двигаем…. Тит Шнуффий!

– Гав!

– Веди, друг…

Они тронулись в обратный путь.

– Что такой смурной? – забеспокоился Даниленко. – О чём, брат, задумался-загрустил?

– О девчонках, понятная философская лестница…. Вот, ты. Не успел оказаться в новом Мире, а уже рыженькую Сигне отыскал. Типа – любовь-морковь по полной программе…. А, я? Где она, моя сердечная зазноба? Как-то тревожно на сердце. Сплошной дождь со снегом…

– Ясная картинка. Ну-ну…. Следовательно, по данному наиважнейшему поводу – так, между делом – стишок сочиняешь душещипательный?

– Сочиняю.

– И, как успехи?

– Сочинил.

– Зачтёшь?

– Слушай…

Дождь со снегом – шоколадка с перцем.

Прилетает с моря иногда.

Замирает в ожиданье сердце.

И печаль уходит – навсегда.

Навсегда? Да, не смешите, право.

Лишь на миг. Короткий и смешной.

Кружка пива – высшая награда.

Тучи серые – клубятся надо мной.

Тучи серые – сплошные полустанки.

Кандалы. И путь далёк лежит.

А в кустах – чирикают овсянки.

Месяц ночи – тихо – серебрит…

Дождь со снегом – долбаные сложности.

Мы вернёмся – грусти вопреки.

На краю – всеобщей невозможности.

На краю – немыслимой Любви.

На краю – всеобщей невозможности.

На краю – немыслимой Любви…

– Сильно заморочено, – одобрил Тиль. – Чисто в нашем ключе. То бишь, в фирменном стиле…

Глава тринадцатая Дорога к замку Герерда Дьявола

Прошло несколько дней и ночей.

Наступило очередное летнее утро. В бездонном голубом небе висело – почти неподвижно – светло-жёлтое ласковое солнышко. Лёгкий юго-восточный ветерок был до безумия нежен и пах буйным летним разнотравьем.

В низеньких придорожных кустах тихонько посвистывали зяблики и овсянки. О чём посвистывали? Хороший и своевременный вопрос. Наверное, о грешной бренности этого странного, неверного и призрачного Мира. Вернее, множества Миров…

В грязно-бурых водах канала лениво плескались крупные серебристые карпы и не менее крупные радужные лини. А над ними (над водами, карпами и линями), безостановочно мелькали изломанные чёрные молнии. То бишь, местные стрижи и ласточки.

По пыльной просёлочной дороге медленно, безо всякого удовольствия, печально опустив лохматую голову вниз, тащилась худая пегая лошадка, влекущая за собой старенький цирковой фургончик, крытый обрезками разноцветных шкур-кож.

Куда, спрашиваете, влекла?

В глобальном смысле – в полную и бесконечную Неизвестность. В житейском и бытовом – к небольшому и ничем, по большому счёту, непримечательному фламандскому городку.