Следующие пять минут Фалалеев лежал с открытыми глазами. «Конечно, из автомата, — горько думал он. — Где же сейчас, среди ночи, еще одну двушку найдешь?»
И тут позвонили опять.
— Не спите? — сказал вкрадчивый голос, явно привыкший говорить с Фалалеевым на «ты» и маскирующийся ввиду необычности беседы.
— А что? — принимая игру, спросил Фалалеев. — Как говорится, еще не вечер.
Он яростно отпихивал ногой одеяло.
— Вы меня, конечно, не узнаете? — сказали там.
— Допустим… — туманно ответил Фалалеев, разобрав наконец, что голос мужской.
— А вот тут одна девушка утверждает, что вряд ли дотянет до утра, если не увидит вас. Девушку жалко, потому что это красивая девушка.
— Интересное сообщение… — сказал Фалалеев, с трудом возрождая в сонной памяти искусство телефонных пассажей. — И зовут эту девушку?..
— Она блондинка, — сказали там, помолчав. — Стройная, среднего роста… Это все, что мне поручено вам передать.
— А высокой брюнетки у вас там нет?
Там опять помолчали.
— Есть, — сказал наконец вкрадчивый голос, — высокая брюнетка есть, и тоже хотела бы вас видеть.
На фалалеевскую уловку было отвечено достойно, и опять слово было за ним.
— Я вообще-то всегда симпатизировал рыженьким, — сказал Фалалеев, — а?
На этот раз заминка была более продолжительной, и Фалалеев почти возликовал. Конечно, он сейчас в момент схватит такси и скоро будет там, откуда звонят. Но уж никто не скажет, что он заглотал первую же наживку.
— Будет рыженькая, — сказал вкрадчивый голос. — Будет, раз у вас уж такие железные принципы.
Фалалееву было трудновато, держа трубку, одновременно натягивать носки, поэтому он сказал с некоторой натугой:
— Вы, кажется, там выпиваете?
— Это нельзя назвать именно так, — ответили там, — но для желающих найдется бокал «Твиши».
— Я бы предпочел что-нибудь покрепче, — сказал Фалалеев.
— Будет, — сказали там, помолчав. — Будет покрепче.
— Кстати, что это у вас там звучит? — спросил Фалалеев. накидывая на шею галстучную петлю. — Магнитофон?
— А вам хочется?..
— Если говорить честно, — напрягся Фалалеев, выдумывая, — я люблю музыку живьем. Пусть будет даже только трио: рояль, контрабас, ударник…
Там опять произошла заминка.
— Заметано, — сказал вкрадчивый голос.
— Ну а теперь, — сказал Фалалеев, вставая одетым, — как мне до вас ехать с Таганки?
— С Таганки?..
На этот раз заминка была слишком уж продолжительной, и Фалалеев крикнул, забеспокоившись:
— Алло!
— Простите, — сказал вдруг голос, бывший ранее вкрадчивым. — У вас какой номер телефона?
Фалалеев назвал.
— Извините, — сказали там. — Мы не так набрали. Это ошибка… Простите, ради бога!..
Фалалеев сходил на кухню и жадно попил воды, присосавшись к носику чайника. Только потом ему хватило сил сказать:
— Стрелять надо таких гадов. Нажрутся так, что не могут номер верно набрать… А у людей душевные травмы…
Через три дня Фалалеев встречал жену утренним поездом и потому опять опоздал на службу.
— Ну что, Фалалеев, — спросили приятели, — встретил жену-то?
— Встретил, — сказал Фалалеев.
— Надолго уезжала? — спросили приятели. — На сколько дён?
— На трое суток, — сказал Фалалеев.
— Трое суток — это срок! — сказали приятели. — Наломал дровишек?
— А вот представьте себе, нет! — сказал Фалалеев. — И не думал даже!..
И он сидел до конца дня, сберегая в области солнечного сплетения чувство неясной гордости и даже некоторого превосходства над другими, что всегда бывает с человеком, одолевшим дурные желания.
Таинственно звенит хрусталь
Я пересматриваю содержимое своих карманов только один раз в год — тридцать первого декабря. Хотите верьте, хотите нет. Врать мне ни к чему. Ведь ни о чем, кроме моей лени, это не говорит.
Хотя, честно говоря, дело здесь не только в лени. Просто для меня это ритуал. Таинственный. Священный. Немного потусторонний. (На всякий случай сообщаю: я убежденный атеист и активист общества «Знание».)
Но все же в эти предновогодние минуты я вызываю тени прошлого. Яснее вижу настоящее. И даже слегка проникаю в будущее.
Я достаю три своих костюма (новогодний штришок к вопросу о благосостоянии). Я вытряхиваю на стол содержимое двадцати четырех карманов.
Воспоминания… Радостные и грустные… Сбывшиеся мечты… Надежды, которые уже не осуществятся…
Я освобождаю на столе место. Сюда ляжет все, что уйдет со мной в новый год.
Я придвигаю к столу корзину. В ней останется все, что должно остаться.
Два предмета уверенно ложатся на чистое пространство. Записная книжка и авторучка. Уже много лет они кочуют из кармана в карман. Из года в год. Прежде с ними третьей путешествовала расческа, но она мне уже, к сожалению, не нужна.
Маленький календарик. Он всегда ложится в корзину. Триста шестьдесят пять дней, которые никогда не повторятся. Красные кружочки дней рождения. Я переношу их на новый календарь. Не все. Некоторые исчезнут. Как исчезли адреса из записной книжки. Как забылись глаза и волосы.