Клуб 12 стульев

— И так всегда, — пожаловался мой друг. — Если и забредут в театр несколько человек — после первой же картины убегают в буфет, и отсюда их трактором не вытащишь… Как быть дальше — не представляю!

И вдруг меня осенило:

— А ты попробуй буфет перевести в зрительный зал, а зрительный зал — в помещение буфета.

— Гениально! — закричал мой друг. — Просто и гениально! Вот что значит — человек со стороны!

Через месяц я снова заглянул к нему в театр. У кассы толпилась очередь. Висело объявление: «Свободных мест нет. Принимаются предварительные заявки от отдельных лиц и коллективов».

Моя идея была полностью реализована и творчески разработана.

В зрительном зале стояли ряды столиков. Ложи были оборудованы под отдельные кабинеты. За кулисами устроили кухню. Расширили ассортимент, придумали фирменные блюда. Каждое блюдо подавалось после третьего звонка и пользовалось неизменным успехом. Из зала часто слышались крики «Браво!», «Бис!». Вызывали поваров, вручали им цветы.

На кухне готовились специальные лакомства для детей, имелись комплексные и диетические обеды. В театр потянулись пионеры и пенсионеры.

В праздничном, нарядном фойе висели фотографии официантов. У входа вместо афиш красовались художественно оформленные меню.

В антрактах между первым, вторым и третьим актами посетители могли пройтись в бывший буфет и перехватить кусочек спектакля.

Театр быстро приобрел собственное лицо и легко конкурировал с соседними ресторанами.

— Я счастлив!.. Я окрылен!.. — Мой друг благодарно тряс мне руки. — Спасибо тебе! Впервые за всю жизнь я ощутил свою полезность обществу.

— А как общество отнеслось к твоей реформе?

— Чудесно!.. Недавно появилась великолепная статья… Меня хвалят! Меня ставят в пример!

И он показал мне огромную рецензию в «Советской торговле» под названием «Вари, выдумывай, пробуй!».

Герберт Кемоклидзе Ночное кафе

Не так давно решили открыть у нас в городе ночное кафе. Некоторые говорили, что ночью надо спать, а не коктейли хлестать, другие считали, что наш город для ночного кафе еще не созрел, но большинство было «за», и я — среди этого большинства. Поэтому назначили меня ответственным за это дело.

Исхлопотал я помещение, оборудование соответствующее, персонал подобрал, продукты подвез и объявил через газету об открытии ночного культурного заведения.

К моменту открытия возле дверей собралась огромная толпа. Машины не могли проехать по улице, страшно гудели — шум стоял неимоверный, кто-то на кого-то наступил, милиция прикатила, «скорая помощь», даже пожарники зачем-то.

Пора уже открывать, а швейцар дядя Володя — крупный такой детина, из бывших банщиков — прижался в уголок, и позументы на нем дрожат.

— Открывай! — приказываю я ему.

— Как же я открою, — лепечет он, — меня ведь тут же затопчут, и следов потом не найдешь… Надо было мне с вами связываться, тер бы я спины в бане и в ус не дул!

Тогда выхожу я через черный ход к толпе и говорю:

— Прошу вас. товарищи, проявить высокую сознательность. Вас тут не меньше тысячи, а посадочных мест всего двадцать восемь. Отберите из своей среды наиболее нуждающихся в посещении нашего заведения в количестве, соответствующем числу мест.

Тут начался страшный гвалт, взяли меня в клещи: один кричит, что он бессонницей страдает, другой — что ему ночью маленький ребенок мешает спать, третий — что у него дядя большой начальник, и вообще все что-нибудь кричат. Я уже понемногу рассудок начинаю терять, боюсь, упаду сейчас, и тогда меня затопчут.

Тут пробивается через толпу здоровенный дядька, килограммов на сто пятьдесят, приподнимает меня от земли и говорит:

— Слушай, эти доводы все лапша по сравнению с моими. Нас тут целая бригада приехала в командировку, а гостиницы забиты. Что же теперь, на садовых скамейках куковать? Впускай нас — мы хоть у тебя под крышей ночь скоротаем.

— А сколько вас? — спрашиваю.

— Двадцать восемь со мной.

— Лады, — говорю, — как раз все проблемы на сегодня будут решены.

Запустил я эту бригаду через черный ход, на парадных дверях табличку повесил «Мест нет и не будет» — толпа поволновалась-поволновалась и понемножку начала рассасываться. Только по телефону еще долго трезвонили, но я не подходил.

Дядькина бригада тем временем скинула фуфайки, сапоги тоже, все в гардеробе пооставляли, сидят за столиками в носках, блаженствуют, официантки у них заказы принимают.

— Ну как? — спрашиваю у посетителей. — Нравится?

— Хорошо, — отвечает за всех дядька, — уютно. Только вот чемоданы не знаем куда поставить — путаются они под ногами, мешают.

— Гардероб у нас, — поясняю я, — на чемоданы не рассчитан, но можете в виде исключения снести их в мой кабинет.

Заставили они кабинет чемоданами, снова расселись по местам, коктейли через соломинку и так просто тянут, покуривают, музыка играет — все как положено. Двое даже в пляс пустились.

Но скоро, смотрю, начинают члены бригады понемножку позевывать — сперва в кулак, а потом уже в открытую.

— Не скучно ли? — спрашиваю я с беспокойством.