Она улыбнулась, сказала, чтобы я прекратил ломать голову над этой ерундой, а лучше съел пару ягод клубники. Я взял ее руку, увидел синие вены и золотое кольцо с голубым камнем. Мама серьезно посмотрела на меня, отказавшись на мгновение от своей маски. Мне нравилось это в ней, она была немного такой же, как я, только наоборот. Она весь день играла роль леди, которая пьет чай в
– Правда, Билли, – сказала она, – это истории, которые мы рассказываем друг другу до тех пор, пока не поверим, что они правдивы.
Затем на ее лице снова появилась улыбка, и она была совершенна. Наверное, я научился умению играть и притворяться у нее.
Я посмотрел вверх, серое небо нависало над стеклянной крышей. По сравнению с цветом облаков светло-голубой оттенок блейзера казался почти красивым. Я подумал, не слишком ли рано для джин-тоника, но мама поняла бы меня. Я кивнул дворецкому, стоявшему в углу, и заказал напиток с двумя ломтиками лимона.
– Это витамины, – сказал я.
Мама рассмеялась и сказала, что мне еще обязательно нужно попробовать лимонный крем. Цитрусовые для него были привезены с Амальфитанского побережья и были в этом году особенно ароматными.
Ханс
Я проснулся, когда уборщица просунула свою голову в дверь гостиничного номера. Лучи солнца падали на пустой матрас и скомканное одеяло, лежавшее рядом со мной. На тумбочке возле кровати лежала неразлинованная тетрадь коричневого цвета. Накануне вечером я очень долго писал в ней.
Выйдя на балкон, я почувствовал теплоту камня под ногами, в руке у меня был ноутбук Шарлотты. Я уселся под лучами утреннего солнца. На мне не было ничего, кроме цепочки из красного золота. Ноутбук балансировал у меня на коленях.
На сайте одной большой английской газеты я прочитал историю о бабочках. Газета опубликовала все, что я рассказал Алекс. А она запомнила каждую деталь из моего рассказа. На фотографии рядом со статьей была изображена желтая печать бабочки из воска, но словосочетание «испачканная кровью» в тексте не фигурировало. Все упомянутые в статье мужчины либо вообще не отвечали, либо отказались комментировать обвинения. Молчал и Ангус Фарвэлл. Пока не было доказано обратное, мужчины считались невиновными, писал автор. В конце стояли имена нынешних бабочек. Среди них Ханс Штихлер – человек, которым я недолгое время был.
Я принял душ, надел майку и те же джинсы, которые носил уже неделю. Босиком спустился вниз. Шарлотта предложила приехать сюда. Ей хотелось быть подальше ото всех, сказала она.
Мы улетели в Верону, арендовали небольшое авто и поехали вдоль западного побережья озера Гарда. Я был за рулем, Шарлотта рядом со мной, ноги она забросила на приборную панель. Она сказала, что не может ехать по правой полосе, опустила окно и подставила свою руку ветру. Я был удивлен тому, насколько она была расслабленна.
В Гардоне-Ривьера она попросила меня свернуть направо и остановиться у виллы из красного мрамора. Шарлотта сказала, что в этом доме в конце Второй мировой войны жил Муссолини со своей возлюбленной. Сейчас здесь был отель. С золотыми кранами.
Этим утром я прошел через террасу и сел на невысокий приступ. Пахло теплым деревом и морскими водорослями. Официантка в белых перчатках принесла мне эспрессо, сказав, что это кофе свежей обжарки, из кенийских какао-бобов, ароматный, с легкими нотками грейпфрута. Я выпил, почувствовав только вкус кофе, окунул в чашку сладкие кексы из миндальной муки. И мне это понравилось.
Сидя под солнечными лучами, я снова вспомнил по порядку все события, которые привели меня в это место. Я подумал о мужчинах из Кембриджа, видевших во мне того, кем я не был.
Билли подошел ко мне, прежде чем у меня появился галстук-бабочка в правильных цветах. Я думал о том, как объяснить ему, что та моя жизнь, которую он знал, была ложью, но Билли должен был понять, ведь друзья именно так и поступают.
Иногда я думал и об Алекс. Снова и снова я вспоминал, что она спросила у меня при нашей первой встрече: «Ты же занимаешься боксом, да?» Она все это время знала, что бабочки имеют что-то общее с боксерским клубом, но не могла узнать это от Шарлотты, потому что у той не осталось воспоминаний о бабочках. Мне в голову пришло только одно объяснение, каким бы чудовищным оно ни было. Я вспомнил, как Алекс сказала, что сорок лет назад она училась в колледже Св. Джона. Ангус Фарвэлл говорил то же самое.
В это утро я пообещал себе: никогда больше не буду лгать. Это показалось мне важным и по сути простым делом.
Шарлотта уже неделю знала, что ее отец являлся одним из тех людей, что и парни, надругавшиеся над ней. Незадолго до нашего отъезда он прислал ей длинное письмо по электронной почте, в котором клялся, что никогда ни одной женщине не причинил боли и что он сделает все, чтобы доказать свою невиновность. Он советовал Шарлотте поговорить со мной, так как мы недавно обсуждали эту тему и еще то, что он был обеспокоен развитием общества бабочек. Я подтвердил это.