Клуб 27 (ЛП)

— Я имею в виду цвета.

— Да, я вижу.

— Они похожи на то, что мой отец когда-то рисовал.

— Да, они похожи. Я обратила внимание на картины в твоем кабинете.

Он проводит рукой по волосам.

— Да. Всё это было нарисовано до встречи с моей матерью.

Я открываю рот, чтобы ответить, но решаю подождать дальнейшего рассказа Нейта.

Он поворачивает направо на Бискайский бульвари останавливается возле светофора.

— Раньше, когда мой отец впервые открыл галерею, она называлась «У Хэнсона». Меня тогда ещё не было на белом свете, но я слышал историю от отца и парочку других от его друзей, они не совсем одинаковы, но имеют один и тот же конец.

На светофоре загорается «зеленый», и Нейт надавливает черным ботинком на педаль газа.

— Он открыл ее, чтобы демонстрировать свои картины. Тогда здания были действительно дешевыми, и эта постройка функционировала как студия, так и витрина магазина. Чтобы заработать дополнительные деньги, он также продавал предметы искусства и давал уроки. Но все изменилось для него в тот день, когда в его мастерскую вошла моя мать. Она была двадцатиоднолетней студенткой колледжа, и хотела, чтобы отец продемонстрировал ей свои скульптуры.

Статуя в доме, должно быть, его матери. Не стоит спрашивать об этом.

Нейт сворачивает на Секонд-авеню, и я знаю, что мы находимся близко к галерее.

— И, по словам моего отца, это была любовь с первого взгляда. Спустя месяц после их встречи, он попросил ее выйти за него замуж, и вместо того, чтобы вернуться в колледж, она помогала ему управлять галереей. Но ей нужна была настоящая картинная галерея, а не магазин. Она каким-то образом убедила его перестать давать уроки, продавать материалы и сказала ему, что картины, выполненные в цвете, не являлись достаточно стильными для привлечения толпы. Черно-белый являлся подходящим для людей цветом. Позже она предложила изменить название на «Вандерласт». Знаешь, что оно означает?

Мой взгляд блуждает по его лицу, наполненном большим количеством неясных эмоций.

— Что-то связано с путешествием.

Он включает поворотник и очень легко паркует свой «Ровер». Затем останавливает машину и поворачивается ко мне.

— Ты близка. Это определение означает, как сильное, врожденное желание бродить или путешествовать.

Кивая в ответ, я понимаю этот термин, но понятия не имею, к чему он клонит.

Он сглатывает и делает глубокий вдох.

— Она забеременела мной через год после встречи с отцом. Ей было двадцать два. А ему сорок, и он никогда не был женат ранее. Он жил живописью, а потом мать ворвалась в его жизнь и стала его миром. Отец делал всё ради неё. Мать налаживала контакты только с новыми и перспективными художниками. Она лепила, а мой отец руководил, она работала в сети Интернет, отец заботился обо мне. Для него это было сбывшейся мечтой, а для неё, как мне сказали, был худший кошмар. — Он качает головой. — Я даже изменил код сигнализации на название галереи, потому что это была единственная вещь, которую отец всегда помнил.

Я протягиваю ему свою руку, но он отстраняет ее от себя и выключает зажигание.

— Это она. — Он указывает через дорогу от нас на витрину магазина: на большом окне черным цветом по контуру написано название «Вандерласт», а снизу под ним красным цветом — «Художественная галерея».

Простенько, но в то же время бросается в глаза.

Галерея находится между кафе и закрытым антикварным магазином одежды.

Я смотрю на Нейта.

— Хочешь закончить этот разговор?

Он откидывает назад голову и нажимает на ручку дверцы.

— Пошли.

— Погоди минутку.

Нейт поворачивается ко мне.

— Нам необязательно идти туда.

Он вздыхает.

— Я не могу избегать этого вечно. Пойдем.

Он обходит машину и берет меня за руку, чтобы помочь мне выйти из автомобиля, и как только мои ступни касаются тротуара, он отпускает её.

Когда мы пересекаем улицу, я хватаюсь за его руку и держу её крепче.

Пешеходы бродят по тротуарам, но их не так много. Большинство магазинов закрыты, а рестораны, с открытым патио, кажутся заполненными.

Я пристально смотрю на красный цвет букв на витрине, и Нейт ловит мой взгляд.

— Это дополнение твоего брата. — Улыбается он.

Это также вызывает у меня улыбку. Мы оба грустно ухмыляемся, но, тем не менее, улыбаемся.

Нейт выглядит мрачным, пока открывает дверь.

— Эй, нам совсем необязательно открывать эту дверь. В этом нет необходимости.

Он прижимается своей головой к стеклянной двери.

— Меня здесь не было со времен смерти Зи. Теперь настало время.

Перед тем, как дарю ему нежный поцелуй, я обнимаю его и прижимаюсь к нему своей щекой.

— Мы сделаем это вместе.

Он прислоняется ко мне всем телом, поворачивается и подставляет свою щеку для целомудренного поцелуя, и этот жест удивляет меня.

Проворачивая ключ в замке, Нейт нажимает на дверную ручку, и мы входим внутрь здания. Я и Нейт стоим плечом к плечу в комнате с черными стенами и черным полом, пока звенит колокольчик.

— Ненавижу всю эту хрень, — говорит он не совсем резким тоном, а скорее забавным.

Я поднимаю взгляд и вижу несколько связанных между собой тусклых колокольчиков на петле двери.

— Охранная сигнализация? — приподнимаю бровь.