Клуб

Смял газету. Бросил ее под ноги. Ветер газету подхватил, закружил и унес. Пара строчек – пыль в глаза. Ветер гремел – он так смеялся; смеялся, ибо знал, что газеты… Газеты все врут.

Со стороны площади послышались первые выстрелы. Хтоника испуганно сжалась – грех не воспользоваться, и я позволил себе рыпнуться, зная, что будет дальше. Импульс. Ощущение, словно разряд электричества вихрем пронесся по моему телу, выжигая последние крошки воли, и вот мои руки, которыми я так хотел задушить Хтонику, мягко её обнимают, оберегая от звуков выстрелов и запаха начавшейся войны.

Я мог бы быть любым из виденных мной лиц; любым лицом из тех, о которых когда–либо думал. Сам факт существования меня таким, какой я есть, не говорит практически ни о чем. Я не был собой в том смысле, в котором себя обычно понимают. Передо мной встали другие задачи, другие берега. Совершенно случайно.

Мое путешествие когда–то принесло плоды. Меня нашли они, Первый и Хтоника. Объяснили, что центр зла в этом городе – злополучный Мавзолей. Он и есть первородный грех, через него всем нам транслировались электронные импульсы – не те, которыми вела меня Хтоника, нет.

Импульсы Мавзолея стократно старше, страшнее и сильнее, через них не переступишь просто так, и так сковывал Мавзолей – чем?.. Обычаями, традициями, моралью, институтом семьи – как лезвием по венам, – невзначай пробегал гормонами и нейромедиаторами по нашим нейронам, нежно целовал в лоб, когда мы поступали правильно, и нещадно наказывал – когда оступались.

Лил дождь. Капли бессильно падали на меня, кожа жадно втягивала влагу. А кто–то высматривал меня с высокого Маяка, вот – увидел; вот набрал пароль ввода. Дал команду. Электронный импульс ударил в нужную область мозга. Разум пустился в пляс; я был именно что танцор тарантеллы.

В груди вновь забился Мавзолей, проникая вязкими щупальцами во все внутренние органы. Уже поражена нервная система. Изнутри выбит серийный код. Я разучился читать, я не в состоянии мыслить. В моей голове одно желание – убить. Убить ненасытный Мавзолей, и взорвать мерзкие биллборды, душащие Город; вырезать эту опухоль, пустить кровь.

Выпасть из окна – в мусорный бак. Проскрести в баке отверстие и дышать воздухом – живым осенним воздухом, легким, прохладным. Певучим. Выгрызать это отверстие изо дня в день, проделывая себе ход в новую прекрасную жизнь.

Понять, что ты выгрыз себе вход в новый мусорный бак. И, к тому же, в процессе, заработал отравление тяжелыми металлами. Аплодисменты. Занавес.

Я не попадусь на эту удочку снова. Краски сгущались, и в итоге проступил единственно возможный путь – вырвать сердце Города.

Я стал птицей. Бег, выстрелы, тротил – этот взрыв не более, чем череда химических реакций. Но суть не в химии, а в фоне – в том, что происходит после и что ты с этим делаешь.

Я с проржавевших петель вырвал с корнем дрожащее Сердце.

Грохот, треск, визг рвущейся ткани, сердце разрывается на тысячи лоскутов и покрывает все, что я вижу – дома, деревья, дороги. Все вокруг облекается в сердце, все вокруг облекается в Мавзолей. Критическая ошибка, он тянул за собой остальной мир, пронизывая, обрисовывая все в новых тонах, которые увидят только новые люди. Старые люди, вроде меня, должны навсегда покинуть этот мир.

Я выполнил свою единственную задачу, ради которой был рожден, затем умер и был рожден вновь своими новыми родителями. Теми, кто заставил меня вспорхнуть, потревожив пыльцу на лепестках Города…

Дождь не утихал. Но он уже не мог погасить пламя, пляшущее на моем теле.

–

– Что это было – Мавзолей?

Бесконечность молчит, улыбается.

– Римлянин?.. Ага, и он. Большой вопрос – кем он был, верно? И что важнее, умер ли он.

Молчит, улыбается. Плещется в крови, натекшей со стигмат.

Все что Вам нужно знать о Мавзолее – он был взорван. Римлянин вырвал Сердце мира, а затем, безумно скаля зубы, бросился в объятья склизких щупалец Мавзолея. Это было великое время, время перемен.

Бесконечность знала точно, кто заставил его пойти на это самоубийство. Но это уже неважно, ведь дело сделано. Все думали, он сошел с ума, а позже сами схватились за винтовки.

Знать бы мне, чего он хотел. И где он. И кем он стал. Умер?.. Смерть – его мечта, но сегодня и смерть, и мечта – пустые слова, обертки слов.

Я очень хочу его увидеть… – но очень надеюсь, этого никогда не произойдет. Иначе мы так и не поймем, в чем же был фокус…

–

Руки Первого беспрестанно кровоточат. Что значит для него Путь? Для Первого Путь – это жертва. Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц, и Первый понимает это лучше остальных.

Люди в Городе жили неправильно и глупо. Они ничего не знали, и это их устраивало. Король убивал пустынников – они молчали. Администрация взрывала дома – они молчали. Но когда взорвался Мавзолей, они поняли, что молчание – не выход, никогда им не было и не будет.