Клуб Анонимного Детства

Прошел час, может, больше, народ захмелел и откинулся на спинки нарядных стульев, пошли разговоры о засолке овощей на зиму и про огороды. Таня поймала момент и попросилась выйти прогуляться до церкви. Одну ее, конечно, отпускать никто не хотел, но тут подоспел на подмогу Жора. Парень уже съел все, до чего мог дотянуться, ему было скучно, и он ковырялся во рту зубочисткой.

— Мы быстренько поглядим и обратно! — упрашивала Таня.

— Ну… Если с Жорой, то ладно. Но смотри, парень, глаз не своди с Танюхи, а то между грядок тебя закопаю или вместо чучела насажу, — говорил Витя шутливо, но Жора знал, что в каждой шутке есть доля правды. На том и порешили, Таня весело упорхнула в сторону выхода, Жорик пошел следом.

Движение в той части города было оживленным. На дороге мелькали машины, светофор переключал цвета, люди шли по своим делам, щурясь от солнца. Заветный садик находился совсем рядом, и Таня наконец-то оказалась там, где ей хотелось. Вживую все выглядело еще лучше, чем из окна автобуса. Небольшое засаженное цветами пространство сочилось зеленью и спокойствием, посередине стоял небольшой фонтанчик, вокруг располагались резные скамейки. На одной из них Таня приметила девочку в платке.

Тане страсть как стало интересно поговорить с той девочкой, она подошла ближе и встала напротив. Девчушка была очень худенькой, с тонкими пальцами. Цветастый платок, серенькое хлопковое платье, подол которого падал прямо на землю, в руках — остатки булки.

— Ну садись, коль пришла, — голос новой знакомой был тихим и тонким, девочка продолжала отрывать кусочки от булки и крошить их на землю, не поднимая головы.

— Здравствуй, — Таня присела рядом. В этот момент подошел Жора и, будто не заметив никого рядом, обратился к Тане.

— Я пойду в храм, поклонюсь, посмотрю, что там. Ты пойдешь? — Таня мотнула головой. — Ладно, сиди тогда здесь, никуда не уходи, ладно? — Таня кивнула, окончательно потеряв дар речи от того, что Жора даже не поздоровался с ее соседкой по скамейке, но, казалось, он в упор ее не видел.

Легкой походкой он направился к храму, все снова затихло. Татьяна слышала, как весело журчит вода в фонтане, перебирая солнечных зайчиков, как чирикают воробьи и воркуют голуби, как ветер шуршит зелеными толстыми листьями.

— Как тебя зовут?

Девочка ответила не сразу, она была очень увлечена своим занятием.

— Ксенией меня звать, — не поднимая головы, ответила девочка.

— Ты здесь живешь?

— Да. В Петербурге уж много лет живу.

«Странно, — подумала Таня. — Девочка на вид меня младше, а говорит, как наши бабушки. Что за манера?»

— Что читаешь? — ни с того ни с сего спросила Ксения.

Такого вопроса Татьяна не ожидала и ответила с запинкой:

— «Анну Каренину». Пытаюсь читать…

— Ах, поезда… Видала я ее, все еще плачет.

«Еще страннее, — подумала Таня. — Может, издевается девочка?»

— Как же ты ее видала, если она книжный персонаж?

Ксения все крошила булку, воробьишки залетали ей прямо на руки, садились на платок и радостно чирикали.

— А в Петербурге всем место есть, и тем, кто на страницах, тоже. Всяк жив здесь, — сказала Ксения.

Тонкие пальчики перебирали крошки. Таня так внимательно смотрела за ее движениями, что не заметила, как на коленях у Ксении появилась серая кошка. Маленький клубочек лежал на юбке и мурчал, да так громко, так сладко. Ксения погладила котейку, но продолжила крошить булку, словно это было очень важно.

— А я за всех вас кормлю, — отвечая на Танин немой вопрос, произнесла девочка. — Кто в Петербурге птичек кормит, тот долго жить будет.

Таня смотрела как завороженная на падающие крошки, и ей казалось, что все вокруг покрылось серым, полупрозрачным туманом. Солнышко ненадолго спряталось, а в воздух пришла милая сердцу прохлада. Еще Тане казалось, что она видит набережные и корабли, много воды и чаек, высокий золотой шпиль, устремившийся прямо в небесный городской океан. Она видела высокого мужчину с прямой спиной и усами, смотрящего на дома и корабли. Девочке представились кареты, дамы в широких платьях с веерами и джентльмены в костюмах. Но картинка менялась, и она увидела страшное: окопы и голод, людей, которые тащат воду, добытую из проруби, маленьких босых детей зимой на улице, замотанных в серые рваные тряпки, не спасающие от холода. Целые стаи огромных жирных крыс сновали по улицам и уносили бессильные тела в темноту. Таня видела смерть и подвиги простых, не сдавшихся людей.

Перед девочкой пронеслись множество домов, в той веренице серого камня она видела, как люди берегли книги, оставались работать в учебных заведениях, прятали зверей в зоопарке, боролись за каждое семечко в ботаническом саду. Они писали картины в академии художеств, а радио продолжало говорить. Горячие слезы потекли по щекам Тани, а потом ушли в окутавший ее туман.

— На, покушай.

Таня очнулась и увидела перед собой пять горячих, посыпанных белой пудрой пышек. Рядом стоял стаканчик кофе со сгущенным молоком. Все стало как прежде: садик, фонтан и лето. Ее новая знакомая засобиралась. От булки ничего не осталось, Ксения отряхнула руки и зашелестела юбкой.