Он толкнул дверь, зазвенел колокольчик. Дубовый стол, книги на стеллажах, папки с гравюрами и дюжина старых деревянных картотечных шкафов. На ящиках — латунные кружки с изящно выгравированными буквами алфавита. На стене в рамке — рукописный лист, под которым значилось: «Фрагмент „Тартюфа“ Мольера». Рядом — три очень недурные гравюры: Виктор Гюго, Флобер, а посередине — Дюма.
Ашиль Репленже стоял у стола. Это был здоровяк с багровым лицом, пышными седыми усами и двойным подбородком, свисающим на ворот рубашки. Одним словом, персонаж, весьма похожий на Портоса. Одет он был дорого, но небрежно: английский пиджак, с трудом сходившийся на толстом животе, фланелевые брюки, чуть спущенные и мятые.
— Корсо… Лукас Корсо… — Он вертел в толстых и сильных пальцах визитную карточку Бориса Балкана и морщил лоб. — Да, припоминаю, он звонил мне. Что-то связанное с Дюма.
Корсо опустил сумку на пол и достал папку с пятнадцатью страницами «Анжуйского вина». Букинист впился в нее глазами и поднял бровь.
— Любопытно, — сказал он тихо. — Очень даже любопытно.
Разговаривал он прерывисто и одышливо, как астматик. Он вынул из кармана пиджака очки с бифокальными стеклами и надел, но сперва метнул цепкий взгляд на посетителя. Потом склонился над рукописью. Когда он поднял голову, лицо его сияло восторгом.
— Невероятно! — вскричал он. — Я готов купить это немедленно.
— Рукопись не продается.
Букинист не сумел скрыть удивления. Он разочарованно надул губы:
— Но я понял…
— Речь идет лишь об экспертизе. Разумеется, ваши услуги будут оплачены.
Ашиль Репленже мотнул головой — дело вовсе не в деньгах. Он выглядел раздосадованным и пару раз недоверчиво глянул на посетителя поверх очков. Потом снова склонился над рукописью.
— Жаль, — вымолвил он наконец и снова с любопытством воззрился на Корсо, словно раздумывая, каким образом она попала к тому в руки. — Откуда это у вас?
— Наследство. Старая тетушка умерла, понимаете ли… А вы не видели эту рукопись раньше?
Все еще не поборов подозрительности, букинист бросил взгляд через витринное стекло на улицу, будто какой-нибудь случайный прохожий мог вдруг растолковать ему смысл неожиданного визита. Хотя, скорее всего, он просто подыскивал ответ. Наконец потрогал усы — так, точно проверял, не отклеились ли, потом уклончиво улыбнулся:
— Здесь у нас, в Латинском квартале, никогда не знаешь наверняка, что ты уже видел, а что — нет… Район всегда был удобен для торговли книгами и гравюрами… Вокруг все непрерывно что-то покупают и продают, порой книга несколько раз проходит через одни и те же руки. — Он сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха: три коротких вдоха, потом метнул на Корсо изучающий взгляд. — Нет, думаю, что нет. Раньше я этой рукописи не видел. — Он снова посмотрел на улицу; кровь прилила у него к лицу, оно побагровело. — Уж ее-то я бы запомнил.
— Надо понимать, это подлинник? — гнул свое Корсо.
— Ну… Думаю, да. — Букинист, отдуваясь, провел кончиками пальцев по голубым листам; казалось, он прикасался к ним с опаской. Затем взял одну страницу двумя пальцами. — Полукруглые буквы, средний нажим, без вставок между строками и без помарок… Почти нет знаков препинания, зато много лишних прописных букв. Несомненно, это Дюма в зрелые годы, где-то в середине жизни, когда писал «Трех мушкетеров»… — Букинист начал заводиться. Но вдруг замолк, подняв палец вверх, и Корсо увидел улыбку, проклюнувшуюся из-под усов, — знак того, что хозяин принял решение. — Минутку!
Он шагнул к картотечному шкафу с буквой Д и вытащил папку цвета слоновой кости.
— Тут все написано рукой Александра Дюма-отца.
В папке лежала дюжина каких-то документов: одни без подписи или помеченные инициалами А. Д., под другими стояла полная подпись. По большей части это были короткие записки, адресованные издателям, письма к друзьям, приглашения.
— Вот один из его американских автографов… — пояснил Ашиль Репленже. — Автограф попросил у него Линкольн. Дюма послал десять долларов и целых сто автографов — их продали в Питтсбурге на благотворительном аукционе. — Он показывал Корсо свои сокровища со сдержанной, но явной профессиональной гордостью. — А это, взгляните, приглашение на ужин в замок «Монте-Кристо», который он построил для себя в Марли-ле-Руа. Иногда он ставил лишь инициалы, а случалось, пользовался псевдонимами… Хотя не все известные автографы являются подлинными. В газете «Мушкетер», которая принадлежала Дюма, служил некий Вьелло, умевший подделывать почерк хозяина. К тому же последние три года жизни у Дюма сильно дрожали руки, приходилось диктовать.
— А почему бумага голубая?
— Он получал ее из Лилля, от фабриканта, который был его горячим поклонником и изготовлял бумагу специально для своего кумира… И почти всегда вот такого цвета, особенно для романов. На статьи чаще шла розовая, на стихи — желтая… Дюма писал разными перьями, в зависимости от жанра. И терпеть не мог синих чернил.
Корсо указал на четыре белых листа с пометками и помарками:
— А эти?
Репленже нахмурился: