Клуб Дюма, или Тень Ришелье

— Вот и ответь на свои вопросы сам, — бросила она, не поворачивая головы. — Для того тебя и кинули на это дело.

— А ты?

Она читала, беззвучно шевеля губами, но с таким видом, будто текст был ей знаком. Когда она вернула клочок на постель, в самых краешках ее губ мелькнула печальная улыбка воспоминания — очень странная на юном лице.

— Ты уже знаешь: я здесь, чтобы охранять тебя. И я тебе нужна.

— Что мне точно нужно — так это еще джина.

Он допил то, что осталось в стакане, и процедил сквозь зубы какое-то ругательство, стараясь скрыть тревогу — а может, и смущение. Будь все проклято! Изумрудная зелень, снежная белизна, лучезарный свет, глаза, улыбка на загорелом лице, длинная обнаженная шея с нежно пульсирующей жилкой. А пошел ты… Лукас Корсо! Мало на тебя навалилось? Так ты еще пялишься на эти смуглые руки, тонкие запястья и длинные пальцы. И на прочее… Он уперся глазами в великолепные груди, обтянутые белой футболкой: до сих пор у него не было случая разглядеть их и оценить. Он представил себе: смуглые, тяжелые, темная кожа под белым хлопком, плоть, сотканная из света и тени. А еще он в очередной раз изумился росту девушки. Она была никак не ниже его. Даже чуть повыше.

— Кто ты?

— Дьявол, — ответила она. — Влюбленный дьявол.

И расхохоталась. Томик Казота лежал на комоде, рядом с «Мемориалом Святой Елены» и какими-то бумагами. Девушка глянула на книгу, но в руки не взяла. Потом ткнула в нее пальцем, подняв глаза на Корсо:

— Ты веришь в дьявола?

— Мне платят, чтобы я верил. Во всяком случае, до тех пор, пока не доведу эту работу до конца.

Он увидел, как девушка медленно кивнула, словно знала ответ заранее. Она наблюдала за Корсо — с любопытством, полуоткрыв рот, и казалось, напряженно ждала какого-то знака или жеста, которые только ей дано было понять и истолковать.

— Знаешь, чем мне нравится эта книга?

— Нет. Скажи.

— Тем, что герой ее искренен. Для него любовь — не примитивная ловушка, чтобы погубить очередную душу. Бьондетта такая нежная и верная… и помнишь, что ее восхищает в Альваре? Именно то, что дьявол ценит в людях: храбрость, независимость… — На миг светлые зрачки скрылись под ресницами. — А также — страсть к знаниям и ум.

— Ты хорошо разбираешься в таких делах. А что еще тебе об этом известно?

— Гораздо больше, чем ты можешь себе вообразить.

— Я ничего не собираюсь воображать. Все мои сведения о том, что дьявол любит, а что презирает, почерпнуты исключительно из литературы: «Потерянный рай», «Божественная комедия» и, разумеется, «Фауст» и «Братья Карамазовы»… — Он сделал невнятный, уклончивый жест. — Мой Люцифер — из вторых рук.

Теперь она смотрела на него насмешливо.

— И какого же ты предпочитаешь? Из Данте?

— Нет уж! Слишком ужасен. Слишком средневековый, на мой вкус.

— Тогда Мефистофеля?

— Тоже нет. Слишком лощеный, с замашками лукавого и ловкого адвоката… К тому же я не доверяю тем, кто вечно улыбается.

— А тот, что появляется в «Братьях Карамазовых»?

Корсо сделал вид, что принюхивается, ища, откуда идет дурной запах.

— Мелковат. И вульгарен, как подручный в лавке старьевщика. — Он на миг задумался. — Скорее всего, я отдал бы предпочтение мильтоновскому падшему ангелу, — Корсо глянул на нее вопросительно. — Именно это ты желала услышать?

Она загадочно улыбалась. И стояла все так же, сунув большие пальцы в карманы очень узких джинсов. Он впервые видел, чтобы джинсы так на ком-то сидели. Вероятно, это из-за длинных ног. Такие ноги бывают у девушек, путешествующих автостопом… Они стоят на обочине, рюкзак брошен рядом, а в зеленых глазах сквозит несказанный свет.

— А каким ты представляешь себе Люцифера?

— Не знаю. — Охотник за книгами задумался, потом поспешил скроить презрительную и равнодушную гримасу. — Наверно, он угрюмый и молчаливый. Он скучает. — Гримаса сделалась кислой. — Сидит на троне в пустой зале — посреди безлюдного и стылого царства, и еще очень однообразного — там никогда ничего не происходит.

Какое-то время она смотрела на него, не произнося ни слова.

— Ты удивляешь меня, Корсо, — сказала она наконец с притворным восхищением.

— Почему это? Мильтона всякий может прочесть. Даже я.

Он наблюдал, как девушка медленно пошла вокруг кровати, при этом ни на шаг к ней не приближаясь, пока не очутилась между Корсо и лампой, освещающей комнату. Случайно или нет, но встала она так, что тень ее упала на фрагменты «Девяти врат», рассыпанные по покрывалу.

— А ведь ты только что упомянул и о цене. — Теперь лицо ее пребывало во мраке, хотя голова отчетливо высвечивалась. — Гордость, свобода… Знание. Всегда и за все приходится платить — кому в начале, кому в конце. Даже за храбрость… Правда? Подумай только, сколько храбрости нужно, чтобы подняться против Бога…