Читаем Клуб для джентльменов полностью

Наконец-то и мой вагон, последний, ухает в блаженную темноту туннеля.

Пассажиры вопросительно смотрят на меня, Я пожимаю плечами: понятия не имею, кто этот дурак на платформе!.. Ладно, плевать на пассажиров.

Компьютер под черепом работает на износ.

Итак, теперь им известно, на чем я еду и в какую сторону. Что они предпримут? Сядут в следующий поезд? Глупо, хотя не исключено. Я бы на их месте рванул обратно к машине и попробовал перехватить меня на одной из следующих станций.

Я всю подземку знаю наизусть, но сейчас, будучи в раздерганных чувствах, для верности подхожу к плану. Линия Пиккадилли упирается в нужный мне аэропорт. Я сейчас почти в другом ее конце. Линия, стало быть, правильная. Загвоздка в том, что мордовороты будут сторожить меня именно на ней.

Следующая остановка — «Финсбери-парк». К ней они стопроцентно на машине не поспеют — доехать, спуститься…

Оптимальный для них вариант: «Арсенал» или «Холлоуэй-роуд».

Тогда оптимальный вариант для меня: выйти на «Финсбери-парк», переметнуться на линию Виктория, стороной объехать «Арсенал» и «Холлоуэй-роуд» — и на «Кинг-Кросс» пересесть обратно на линию Пиккадилли.

Добравшись до такого оживленного пересадочного узла, как «Кинг-Кросс», я вправе смеяться над врагами: слишком там много людей, слишком много поездов в разных направлениях. Начиная с «Кинг-Кросс», я, считай, в полной безопасности — оторвался окончательно. Господи, побалуй меня хоть немного! Сбрось мне хоть на этот раз чуточку удачи! Пожалуйста.

Я выскакиваю из вагона на «Финсбери-парк» и несусь по платформе, ворочая головой во все стороны, как охранная видеокамера с ополоумевшим мотором. Вроде бы никого. Хотя тут и быть никого не может.

Как и планировал, я перехожу на линию Виктория и, трясясь от страха, проезжаю две остановки до «Кинг-Кросс»…

А тем временем мордовороты вскакивают в «мерседес», мчатся до станции «Холлоуэй-роуд», спускаются под землю и в отчаянии бегают вдоль вагонов — нет его, нет! Они начинают ссориться, выхватывают пистолеты и… ну и так далее.

Поезд останавливается, и я выхожу. Теперь я, как порядочный, качу чемодан за собой на колесиках, стараюсь затеряться в толпах туристов. Сердце стучит где-то в горле, пока я двигаюсь по переходу с Виктории обратно на Пиккадилли. На платформе я смотрю во все глаза. Толпа прячет меня. Но она же может прятать и извергов в новых полуботинках.

Когда поезд подходит, я не вхожу в него до последнего — держа все опции открытыми. И лишь когда я более или менее уверен, что рядом нет ни Эр-джи-би, ни Скарта, я заскакиваю в вагон — за мгновение до закрытия дверей.

Теперь я опять на линии Пиккадилли и опять на верном пути к Хитроу, где самолётики-гриэлётики и рекламные щиты, которые обещают много-много солнца и радости в далеких краях. Вне сомнения, я бесповоротно оторвался от преследователей!

Я сижу у самого выхода из вагона, вытирая пот со лба — в прямом и переносном смысле слова. Мест свободных нет, и я сижу на чемодане. Точнее, полусижу — чтобы мой старикашка с хилой ручкой не сдох подо мной. Рядом стоит паренек с картой в руке. По виду — студент из какой-либо инострании, по обмену. Он что-то ищет на карте и временами театрально косится на меня: очевидно, попросить о помощи стесняется — хочет, чтобы я сам вызвался ему помочь. Разбежался. Не до тебя. Я без приключений проезжаю «Рассел-сквер» и «Холборн». Там и там высовываюсь из вагона и, для собственного успокоения, мотаю головой вправо-влево. Опять никого. Что и следовало доказать. В голове я считаю остановки до аэропорта. Минус одна. Еще минус одна. О, сладкая надежда, пребудь со мной и не обмани!

Но это рассказ не о ком-нибудь, а обо мне. О Грейле Шарки — долбаном неудачнике.

Поезд останавливается на «Ковент-Гарден», и черт меня дергает опять выглянуть на платформу из открывшихся дверей.

И — рыдать подано, готовьте глаза! — я вижу Эр-джи-би.

В дальнем конце платформы. Хромает в мою сторону. Заглядывая в каждый вагон здоровым глазом. Катит ко мне, как неостановимый танк. Гусеницы сорваны, башня набок, но внутри кипит яростью чугунное сердце. Проклятие! Не человек, а гребаный Терминатор!

Словно загипнотизированный я пару секунд наблюдаю за Эр-джи-би. Потом пронзительный свист возвращает меня к реальности. Я резко поворачиваю голову — на звук.

С другого конца платформы, почти зеркальное отражение Эр-джи-би, вдоль поезда ковыляет Скарт.

Он заметил мою торчащую из вагона синюшную рожу и свистнул — предупредить Эр-джи-би, что объект обнаружен. Мастерски, между прочим, свиснуто — небось годами на стадионах тренировался!

Скарт счастливо лыбится. Оба припускают к центру платформы, чтобы заскочить прямо в мой вагон.

Я хватаю чемодан и выхожу на платформу. До выхода запредельно далеко. Мордовороты меня в два счета перехватят.

Пассажиры еще выходят и входят, а я в растерянности стою на платформе. Похоже, мое единственное спасение — заманить обоих костоломов в вагон, а самому остаться на платформе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза