Читаем Клуб для джентльменов полностью

На мне висит долг, который нечем заплатить.

Что нормальные люди делают в подобной ситуации?

Правильно, сваливают из страны.

Крутое решение. Но крутые времена требуют крутых решений. У меня в Нью-Йорке брат. Если я умаслю его оплатить самолет через океан — я спасен. А я умаслю наверняка. Значит, мне нужно только добраться живым и здоровым до Хитроу.

Легче сказать, чем сделать.

Итак, сперва домой, за чемоданом, и деру в аэропорт. А брату Тони можно позвонить прямо из Хитроу. Только бы прорваться к аэропорту!.. Если Тони упрется насчет Америки, пусть, черт побери, оплатит мне билет хоть куда-нибудь! В свое время «Системайтис» был очень популярен в Австралии. Может, там я сумею взбодрить интерес к нашей группе и издам альбом старых хитов. И займусь музыкальной журналистикой. Короче, мне нужно куда угодно, где говорят и пишут по-английски, — не пропаду, прокормлюсь на гонорары-гонорарчики. И будет новый старт в жизни. Шанс на прощение грехов.

Приятная мелочь на сугубо мрачном фоне: после крайне сомнительной победы над редакционной кассиршей я могу позволить себе купить однодневный проездной.

Через три четверти часа я дома, и на кровати лежит единственный в доме чемодан. Мы с Холли пользовались им по уикэндам, если куда выезжали. Уже тогда он был знаменит хилой ручкой.

Я торопливо пакуюсь. Впрочем, это слабо сказано: я торопливо эвакуируюсь. Пытаюсь запихнуть в один чемоданчик всю свою лондонскую квартиру. Опустошаю мебель — ящик за ящиком. Джинсы всех сортов и миллион теннисок с эмблемами рок-групп — в том числе и с нашими рожами. Реликты времен, когда «Нью мюзикал эспресс» упоминал «Системайтис» почти в каждом номере. Мы с Джордж сто лет планировали — на случай пожара, наводнения, нашествия инопланетян, бегства от полиции или иной экстренности — иметь сундучок или хотя бы большой ящик в шкафу с тщательно отобранными самыми важными вещами и сувенирами. К сожалению, руки так и не дошли. Поэтому даже свой паспорт я нахожу только случайно.

Пока я мечусь по квартире, мой сотовый разрывается. Я — ноль внимания.

Полдень давно позади. И от сотового мне ничего хорошего не светит.

Но я не могу заставить себя катапультироваться из Лондона, не приняв душ. Собрав с горем пополам чемоданчик самоизгнанника, кидаюсь в ванную. О, впечатление, что я не мылся лет десять!.. Полный кайф!

Вон из-под душа, в джинсы и тенниску, беременный на пятом месяце чемодан цап — и вперед к двери.

Даст бог — вернусь, когда осядет взметенная мной пыль, и заберу то, что нынче бросил. И уж тогда покину остров навеки.

Стало быть, квартирка родная, не говорю «прощай», а только «до свидания».

С веселым «оревуарчиком» я распахиваю дверь, и…

Возможно, они уже давно звонили, да я за душем не слышал. Возможно, они такие обалденно вежливые, что позвонили и терпеливо ждали, когда хозяин наконец откроет. Так или иначе, оба стоят на моем крыльце — и Эр-джи-би, и Скарт.

Сегодня парни вырядились профессиональными громилами. Солнцезащитные очки, строгие дорогие костюмы, белоснежные сорочки. И ослепительно начищенные черные полуботинки.

Правда, на груди Эр-джи-би странные коричневатые разводы — как будто на него какнул летающий слон. Впрочем, приглядываться некогда — Эр-джи-би мощным ударом посылает меня в лузу моей квартиры. Оба заходят за мной и закрывают дверь.

Я барахтаюсь на ковре в прихожей.

— Новые туфельки? — осведомляюсь я снизу.

— Угу, — говорит Эр-джи-би и тут же пробует новую обувь на прочность. От удара в живот я складываюсь пополам и вою. Жду следующего удара. Однако вместо этого второй громила наклоняется ко мне и почти сочувственно говорит:

— Срок вышел.

Я что-то мычу. Эр-джи-би поднимает меня на ноги и припирает к стене. Навалившись на меня всей своей массой, он душит меня локтем левой руки, а правый кулачище держит в боевой готовности. Его рожа почти у моего лица. Вся в веснушках. Он меня так презирает, что даже не контролирует мои руки. Я сам паинькой держу их по швам.

Скарт быстро осматривает квартиру. Вернувшись, бросает:

— Купер дал нам послушать одну из твоих пластинок. Полное говно.

— М-ммм-мм! — говорю я.

— И не спорь!

— Подгони машину, — велит ему Эр-джи-би.

Скарт уходит.

Эр-джи-би говорит мне:

— Ты только на себя посмотри! Перевидал я в жизни жалких типов, но ты жальчее всех!

— М-ммм-мм! — говорю я.

Он косится на чемодан, который валяется посреди прихожей и кричит: улетите меня, пожалуйста, в Нью-Йорк!

— Далеко намылился?

— М-ммм-мм! — говорю я. Эр-джи-би догадывается немного ослабить давление, и, отдышавшись, я выпаливаю: — К вам собрался! Деньги нести!

При этом пытаюсь вспомнить, что в подобных ситуациях делают люди в фильмах. Одни уповают на deus ex machina — кто-то или что-то внезапно появится и их освободит. Другие тайком шарят рукой в поисках ножниц или открытой коробки отбеливателя.

— Что ж, тебе повезло. Считай, мы тебе на автобусный билет экономим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза