Читаем Клуб для джентльменов полностью

И опять на ее губах стерильная улыбка фамильярного дружелюбия.

— Это не работы, а работа. Одна. Триптих — и каждая часть полна смыслом только в соотнесении с другими.

Почему она не задает вопросов о центральной теме триптиха или о значении жвачки?

— Ну, значит, твоя работа замечательная. И что ты планируешь с ней делать?

— Хочу выставить и продать, — лгу я.

— Вот как? Продать?

— Хотя мне будет жалко расстаться с ней.

— О да, столько труда вложено… Как долго ты работал над триптихом?

— Некоторое время.

Джил со значением обегает глазами студию. Угадав ее немой вопрос, я отвечаю:

— Нет, я работал только над этим, ни на что не отвлекаясь.

— Ясно. И всё равно молодец. Столько труда… Наверное, и по ночам?..

— Конечно, и по ночам.

— И, разумеется, забывал про еду?

Ну вот, попался. Ее вечные ловушки.

— Нет, про еду не забывал, — говорю я, чтобы капкан не защелкнулся.

— Это правильно. А витамины принимал?

— Стопроцентно.

— Молодец! Душка!

Тут ее сотовый опять подает голос из глубин сумочки.

— Черт, — говорит Джил, — придется ответить. Давай-ка я пойду в кухню и за разговором сделаю нам по чашке крепкого чая.

Я вяло машу рукой: как тебе угодно. Джил торопливо, с извиняющимся смешком, шарит рукой в сумочке.

— О Господи, — говорит она. — Сколько тут всякого мусора… Она выуживает из сумочки духи, швыряет их обратно, наконец вытаскивает сотовый и, на ходу прикладывая его к уху, семенит на кухню, плотно закрывая за собой дверь.

ЕЩЕ ДНЕМ ПОЗЖЕ

Глава семнадцатая

Просыпаюсь, сажусь на кровати и, приставив ладонь козырьком ко лбу, смотрю на столб солнечного света между занавесками. Чувствую себя отлично. Но жестоко-обманчивая секундочка тут же заканчивается возвращением к реальности.

«Тебя отмолотили подростки, — злорадно подсказывает голос раскаяния. — Ну-ка проверь свою рожу!»

Проверяю.

Странное ощущение, что во сне мне переменили лицо на чужое.

Потом вспоминается падение, метроном кроссовочных ударов…

Кажется, не я на платформе лежал под градом ударов, а кто-то посторонний, за кем я равнодушно наблюдал со стороны.

Гриэл Шарки в роли барабана. Дамы и господа, добро пожаловать на представление: ходячий барабан и юные игруны на нем исполняют…

«Венеру в мехах» группы «Велвет Андеграунд», — со смешком подсказывает мое раскаяние. — Эта шпана наверняка обожает данс-мюзик!»

Я падаю обратно на кровать. Память и боль разом возвращаются, и я волком вою от злости. Я крепко-крепко сжимаю веки — лучший метод избежать слез.

Увы, сегодня не срабатывает. Живительная влага течет по иссохшим просторам моей физиономии.

В конце концов я все-таки встаю и бреду к зеркалу. Настроение — убил бы эту сволочь, если б смог до нее добраться. Но сволочь сидит глубоко во мне, и до нее не добраться.

Как боксер наутро после поражения, не сразу смотрю на себя в зеркале. Сперва внутренне собираюсь.

О Боже! Еще хуже, чем я думал.

Синяки, разорванная кожа над правой бровью, оттуда торчит что-то вроде засохшего кетчупа. Сам глаз красный, наполовину заплыл. Губы разбиты, а рот как у ребенка, пирующего в шоколадной лавке.

Проверяю ребра. Болят все, отзываясь посасыванием в мошонке. Руки от плеча до кисти в широких кровоподтеках. По крайней мере нос не сломан и ни одного зуба не выбили, и на том спасибо! — утешаю я себя. Чтобы унять дрожь в пальцах, мне нужно срочно хлебнуть. К счастью, в холодильнике нахожу недобитую бутылку водки — осталось два-три хороших глотка.

Алкоголь действует благотворно. Я поднимаю бутылку над собой и задираю голову, чтобы последние живительные капли стекли в горло. Затем ставлю бутылку на каминную плиту и включаю свой «Мак». Он приветствует меня бодрой стартовой мелодией. Родной звук немного успокаивает.

Смотрю на часы, потом проверяю мобильник. Ага, я зевнул один звонок, и этот звонок от…

Понятно от кого. Однако на этот раз никакого сообщения. Как молчаливый стук Костлявой в дверь. «Мак» продолжает загружаться — кряхтя, как всходящий на горку старичок с больными суставами. Но старичок должен срочно проверить электронную почту — и будем надеяться… А, черт, ничего, кроме обычного спама — рекламная дрянь типа «Подтяжка лица школьницам» или «Удлиняем член вдвое за три короткие недели». В отчаянии я набираю номер Дженни. Бреду к камину, хватаю бутылку — зная, что в ней уже ни капли. Хотя бы понюхать.

Вижу себя в зеркале: рожа в синяках, в одной руке пустая бутылка, в другой — сотовый телефон. Ощущаю себя очень чандлерово. Чтобы не сказать хемингуёво. Крутой в зеркале ухмыляется нашоколаденным ртом. Твое здоровье, приятель!.. Залпом вынюхиваю бутылку до дна.

В трубке длинные гудки. И тут непруха.

Возвращаюсь к «Маку», вхожу в Интернет. Вижу в «Избранном» иконку «Меховой шубки» и кликаю. Сотовый по-прежнему у уха. Длинные гудки. Потом щелчок автоответчика.

— Привет, это Дженни. К сожалению, сейчас я не могу вам ответить. Оставьте сообщение — перезвоню при первой же возможности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза