Клуб друзей китайского фарфора

Моя жена. Она не безнадежна. Я чувствую ее искренние усилия понять меня. Я помню, как толкнул ее на лестнице, а она обеими руками вцепилась в перила, страдальчески сгорбившись, поникнув головой, и ни возгласа удивления, ни крика возмущения я от нее не услыхал, она словно вообразила, что я взялся за нее всерьез и ей на этой лестнице суждено претерпеть баснословные муки. Я смотрел, как она прогибается, буквально-таки фантастически втягивая живот, как она будто для пинка подставляет мне зад, во всяком случае поворачиваясь им в мою сторону, и все это действовало на меня отрезвляюще, все это меня умиляло и трогало. Я попросил у нее прощения. Она выпрямилась, взглянула на меня смущенно и подалась своей дорогой.

- Девушка, девушка, гражданочка! - закричал я ей вдогонку. Так началась моя с ней совместная жизнь.

Я пылился тогда в захудалой лаборатории, а она училась в университете. У нее никогда не возникало сомнений в правильности избранного пути, и я лишь повторю давно известное, сказав, что этому ее благородному и непоколебимому чувству уверенности в себе ничуть не мешало сознание, что она всегда и во всем лишь слепо подчиняется авторитету родителей. Внес ли я что-то новое в ее жизнь? Она смутно догадывалась, что привить ей я могу разве что сомнения, разлад, смятение, ужасный дух той ветви древа рода человеческого, на котором густо и с циничным смехом теснятся хмельные, непутевые людишки. И пусть я сам человек далеко не опустившийся, напротив, пристойный и перспективный, все же во мне слишком много напряженного и подозрительного беспокойства, о котором ей лучше и не знать. А ее родители терроризировали нас. Я терпел. Это ее папаша пристроил меня к Худому.

После той встречи на лестнице я вышел во второй раз встретиться с ней уже трезвым, разумным, приличным и благообразным молодым человеком. Стали мы вспоминать, как познакомились. Ах, я так испугалась тогда! О, вы были прелестны в своем испуге! Мы недоумевали. Как подобное могло случиться? Толкнуть девушку на лестнице... Нет, с вином шутки плохи. Ее глаза говорили, что она верит в меня. Я не сойду с пути истинного.

Я исподволь внедрял в ее сознание опыт совместной жизни с человеком, не похожим на тех, кого знала она, беспокойным, неподатливым, немножко хмельным. На миг она заколебалась, ужаснулась, заподозрила, что моя жизнь, скрытая от ее глаз, еще хуже той, которую я позволяю ей изучать, но, уверенная в себе именно потому, что всегда поступала исключительно по родительской указке, она в конце концов с какой-то неясной уверенностью в будущем своем торжестве капитулировала предо мной. Рая закатывала бурные сцены, чаще всего из-за пустяков, из-за опрокинутой за обедом чашки, из-за Никиты, которого невзлюбила с первого взгляда, - еще бы, он ведь сразу схватил, что она за птичка, эта Рая, и дал ей понять, какого он о ней мнения, - а я бурно отвечал на ее агрессию, она изменяла мне, я изменял ей, и все это было в порядке вещей. Обычная семейная жизнь в век распада семейных отношений. Я понимал, что разойдусь с Раей, но мне и в голову не вступало по-настоящему сходиться с Валей, однако Валя говорила, что ждет ребенка, что если я человек чести, если я порядочный человек, если я не хочу скандала, не хочу, чтобы все узнала ее мама, а от ее мамы ее папа, а от ее папы люди, которые заинтересованы в искоренении всякого зла, всякого насилия над слабыми девушками, вступающими в большую жизнь, где старшие уже не могут контролировать каждый их шаг, если я... я сказал ей, что подобные слова уже где-то слышал. Она твердо верила в свою счастливую звезду. Все будет хорошо. С ней не случится ничего дурного. Еще я сказал, что готов исполнить свой долг, жениться, если мой долг именно в этом и состоит. А уж как ее отец пристроил меня к Худому, то прорезался у меня буйный аппетит к жизни - студенты, студентки, ученые, читающие какие-то книжки, гремящий трамвай, неудачник Никита, ждущий меня в погребке на главной улице, - я стал заинтересованным лицом. Худой поглядывал на меня пытливо. Он полагал, что я его ученик. Возможно, так оно и есть. И при таких-то обстоятельствах, в такой-то атмосфере дельности и добропорядочности это пальто, кремового цвета, красивое, плотно облегающее фигурку моей любовницы или кто там она мне, пальто, странным образом ко мне попавшее, и необходимость прятать его в шкафу - о, это либо комедия, водевиль с неизбежно счастливой развязкой, либо нечто предосудительное, даже, будем откровенны до конца, рискованное.

***