- Не подумайте, что для оправдания. - Ванечка быстро нашел нужную страницу. - Так просто, чтобы объяснить. Вот... Поскольку время бесконечно, а судьба переменчива, - начал читать он, старательно выговаривая диковинные, не часто произносимые вслух, как бы даже незнакомые слова, обозначающие то, что нельзя увидеть и потрогать, - не приходится, пожалуй, удивляться вот чему: весьма часто случаются в человечестве сходные между собой происшествия. Воистину, ежели число главнейших частиц, образующих мироздание, неограниченно велико, то в самом богатстве своей сущности судьба находит обильно-щедрый источник для созидания подобий. А ежели, напротив, происшествия в человечестве сплетаются из ограниченного числа изначальных частиц, то неминуемо многажды случаться должны происшествия, порождаемые одними и теми же причинами...
Слушая, Семченко все так же безучастно смотрел в пол, и Вадим пожалел его: само собой, страшно думать, что смерть Казарозы хоть как-то связана с его борьбой против идистов.
Когда Ванечка захлопнул книгу, Семченко сказал:
- Похожие случаи бывают, но одинаковых-то нет. Жизнь этого не допускает. Только мысли про такие случаи бывают одинаковые, потому что из самого человека. Вот мы и мучаемся: как нам всем понять друг друга?
Ванечка ошарашенно взглянул на него и согласился:
- Может, и так, вам виднее.
- Откуда у тебя эта книжка? - спросил Вадим.
- Да брали зимой в Гатчине одного полковника. На дому брали, он ее и сунул под френч. Привели, обыскивать стали и нашли. Спрашиваю: "Зачем она вам?" Говорит: читать, мол. Я понимаю, что читать, но почему именно ее? У него дома вся стена в книгах. А он: "Эта особенно в несчастье утешает". "Чем же?" - спрашиваю. Отвечает: "Пространством жизни!" Потом уж объяснил: история, дескать, велика, и столько в ней всего было, что, если Плутарха читать, собственная судьба не такой важной кажется.
Вадим вспомнил, что у Осипова был свой способ утешаться в несчастье, похожий: он смотрел в бинокль на звездное небо. Тогда, как он утверждал, музыка сфер заглушала, делала ничтожными все шумы его земной жизни.
- Сейчас я. - Ванечка вышел из комнаты.
Вадим пересел поближе к Семченко, зашептал:
- А если у этого рыжего и патроны были? Может, он вас убить хотел? Для того и в училище за нами пришел. Выследил, гад! Отомстить решил за свой идизм... Записку-то я вам показывал! И на вечере в вас целился, а попал в Казарозу. А? Вполне мог войти, когда свет потушили...
- Уйди, Кабаков, - не поворачивая головы, попросил Семченко.
- Зря вы! - обиделся Вадим.
- Чего же он сегодня стрелять не стал? Побежал от меня.
- Нервы не выдержали. - Вадим с легкостью устранил это противоречие.
Вошел Ванечка, и через минуту Семченко уже читал объяснение, написанное рыжим идистом в соседней комнате. Вадим скосил глаза и тоже стал читать, с трудом разбирая беглый корявый почерк: "Узнав о письме, которое направили в губком члены правления клуба "Эсперо" И. Ф. Линев и Н. С. Семченко, и возмущенные этим низким поступком, трусливым и фарисейским, я и мои товарищи решили принять ответные меры: 1. Организовать публичный диспут с участием товарищей из губкома в качестве судей. 2. Издать "Манифест коммунистов-идистов". Я, однако, на свой страх и риск, не поставив в известность моих товарищей, на призыв к насилию, провозглашенный И. Ф. Линевым и Н. С. Семченко, решил тоже ответить насилием. Я задумал уничтожить архив клуба "Эсперо" и похитить наиболее ценные книги из клубной библиотеки, для чего и сделал сегодня ночью попытку проникнуть в Стефановское училище. По пожарной лестнице я собирался залезть на чердак, но, увидев дверь черного хода открытой, пошел по этому пути. Пройдя всего один пролет, услышал наверху шаги, крик и звон разбитой лампочки и побежал обратно на улицу, где был задержан. Вся ответственность за этот опрометчивый шаг, недостойный принципов нашего движения, целиком лежит на мне, я предпринял его в одиночку и потому убедительно прошу подвергнуть меня наказанию без огласки, скрыв истинную причину и заменив ее любой другой, чтобы не давать в руки эсперантистам лишний козырь, который, несомненно, будет ими использован против"...
Дочитать Вадим не успел, Семченко вернул бумагу Ванечке.
- Похоже на правду? - спросил тот.
- По-моему, она и есть.
В коридоре послышались шаги - под многими сапогами вразнобой скрипели половицы, распахнулась дверь, и в комнату ввалился Караваев, подмигнул Семченко:
- А зря ты побежал! Хорошо, сообразили, что пробоины считать отправился... Давайте его сюда, ребята!
Ввели Женю Багина, секретаря клуба "Эсперо", хранителя печати.
- На выходе взяли? - спросил Ванечка.
- Ага. И письмецо при нем.
И опять зашелестел какой-то листочек. Сколько их уже было сегодня?
- Бери, бери. - Караваев протянул его Семченко.
- Что это?
- Копия письма, которое ваш Линев отправил Алферьеву на адрес клуба "Амикаро".
- А его зачем сюда? - Семченко тронул Багина за плечо. - Что случилось, Женя?
Караваев засмеялся:
- У него и отобрали это письмецо.