– Я… я была в городе, – говорю я. – Увидела, как ты подъехала. Зашла сказать тебе «привет».
– Привет, – как попугай повторяет Лула, косясь на дверь. – Что еще? – Она скрещивает руки на груди и быстро переводит взгляд с меня на грозно жужжащую машинку и обратно.
– Мы можем поговорить? – спрашиваю я. – Снаружи?
Лула недовольно хмыкает и захлопывает альбом.
– Сейчас вернусь, Гас, – кричит она парню за занавеской. Тот медленно поднимает голову и кивает, а Лула идет за мной.
– Хочешь сделать татуировку? – спрашиваю я, как только мы оказываемся на улице.
– Нет, – отвечает она и, привалившись к окну, сдувает с лица неоновые пряди. – Может быть. Еще не решила. – Она неопределенно взмахивает рукой. – А что?
– Ну, – начинаю я, перекладывая тяжелые сумки с продуктами из одной руки в другую, – проект.
Лула сгибает ногу и ставит ботинок на низкий подоконник, а затылок прижимает к стеклу, на котором наклеен цветущий лотос, плавающий под словами «Татуировки Тайни».
– И? – произносит она.
– Завтра мы должны представить тезисы, – напоминаю я ей. – Только… так уж получается, меня, скорее всего, не будет.
– Почему? – спрашивает она.
Я ставлю сумки на тротуар и разминаю пальцы.
– Извини, – говорю я, – появилось одно дело, и…
– Дай-ка отгадаю, – хмыкает она. – Группа. Я киваю.
– Выступление, – объясняю я. – В Бостоне. Я добилась, чтобы их включили в программу, так что мне придется быть там…
Я замолкаю, а Лула мрачно смотрит на меня. В ее взгляде присутствует нечто знакомое – точно так же она смотрела, когда мы в детстве играли в какую-нибудь игру и она позволяла мне выиграть.
– Отправила тебе по «мылу» свои записи, – говорю я. – Можешь просто взять их с собой и зачитать. Скажи Олдену, что я заболела, в общем, придумай что-нибудь. Сможешь?
Она продолжает смотреть на меня, молча и напряженно, как на чужого человека. Которого когда-то знала, но долго не видела. Или всячески избегала.
– Спасибо, – говорю я, инстинктивно дотрагиваясь до ее локтя. Она переводит взгляд на мою руку, и вид у нее такой, будто моя рука заразная. – Я серьезно, – добавляю, убирая руку.
– Конечно, – бросает она, поворачиваясь, чтобы зайти в салон. – Развлекайся.
– Лула? – окликаю я ее, когда она толкает дверь. – Еще кое-что.
– Ну, я в этом не сомневалась, – говорит она, под звон колокольчиков закрывая дверь.
– Я тут сказала папе, что сегодня ночую у тебя, так что… Ну, ты понимаешь… если он спросит…
Лула хмыкает. Ветер треплет полы ее черного пальто.
– Ты хочешь, чтобы я ради тебя соврала? Смотрю на нее умоляющими глазами.
– Лула, пожалуйста, – прошу я. – Обещаю, в долгу не останусь. Когда вернусь, я сама доделаю проект, ладно?
Лула вздыхает, встряхивает головой и опять толкает дверь.
– Естественно, доделаешь, – беспечно говорит она. – Только не забудь вернуться, ладно? Я уже начала привыкать к тому, что ты рядом.
Я улыбаюсь и наклоняюсь за сумками.
– Тэм? – говорит она, одной ногой переступив порог.
– А?
Она кивает в сторону моря, в сторону материка, в сторону реального мира, лежащего за морем.
– Будь осторожна, – договаривает она. Мне хочется помахать ей на прощание, но у меня заняты руки, так что я просто пожимаю плечами, и хумус Тедди вываливается на тротуар.
– Со мной все будет в порядке, – говорю я и подбираю пластиковый контейнер, надеясь, что еда не пострадала. – Это всего одна ночь.
Лула смотрит, как я неуклюже перехватываю сумки, а потом скрывается в салоне. Через окно я вижу, как она подходит к Гасу и, глядя через его плечо, восхищается работой.
Я бреду к парковке и взглядом ищу фургон Росса, моля бога о том, чтобы мы не опоздали на паром.
До Бостона мы добираемся без приключений. Все довольно быстро входят в свои обычные роли. Росс ведет машину и на ходу возится со сложной музыкальной системой, которую они с отцом установили лишь недавно. Музыку он практически не слушает: даст прозвучать первым тактам какой-нибудь мелодии и переключается на следующую. Тедди сидит на пассажирском сиденье, высмеивает GPS и вгоняет всех нас в легкую панику, уверенно заявляя, будто мы пропустили поворот. Мы с Юджином сидим сзади, в кузове, пристроив ноги среди путаницы проводов, а за нами все время что-то дребезжит в ящике для инструментов.
Единственное отличие – если не считать вопиющего отсутствия Ноя – это присутствие Симоны. Несмотря на холодную погоду, она одета в мини-шортики в цветочек и абсолютно прозрачную белую блузку (чтобы лучше было видно цветочный рисунок на черном кружевном лифчике). С той минуты, когда мы выгрузились с парома, она не умолкает. Она рассказывает, как ей хочется побывать в новой блинной недалеко от фестивальной площадки. Рассказывает обо всех друзьях, которые придут на ее дебют. Рассказывает, по какому принципу она выбрала в поездку этот наряд, и о еще пяти других вариантах, от которых она отказалась. В конечном итоге Росс вежливо предлагает ей поберечь голосовые связки – ведь они понадобятся на выступлении. Я изо всех сил сдерживаю улыбку.