Клуб любителей фантастики 1963-64

Профессор долго беседовал на посторонние темы с заболевшим товарищем. Ему не хотелось волновать больного, затрагивая то, о чем он говорить спокойно не мог. Его друг лежал на диване, полуприкрытый клетчатым пледом, разноцветной бахромой которого профессор механически поигрывал, и все шло очень мирно до тех пор, пока в комнате не появился сын его друга.

— Боже мой, Володя, — сказал профессор, — сколько же времени я тебя не видел! Лет пять, наверно. Как ты возмужал: мужчина, настоящий мужчина. Да, Иван, нам с тобой пора уже и в кладовочку. Пора… Пора…

— Что вы, что вы, Леонид Александрович, — с преувеличенной вежливостью возразил Владимир. — Зачем вы так уж. Есть, как это говорится, порох в пороховницах. Ведь это же ваша статья напечатана сегодня? Великолепно написано. Такая строгая доказательность, такая логичность, и стиль превосходный. Для меня эта статья была просто находкой.

— В какой же связи? — благодушно спросил профессор. Он понимал, что юноша из деликатности говорит слишком комплиментарно. Но все равно ему было приятно.

— Видите ли, Леонид Александрович, я сейчас занимаюсь такой наукой — вы, возможно, слышали краем уха — математической логикой. И давно я уж не встречал лучшего примера несостоятельности формальной логики, чем ваша статья.

— Простите, но я… — от неожиданности профессор перешел на «вы» и даже привстал.

— Владимир, — укоризненно сказал отец.

Но профессор уже овладел собой и сделал жест рукой, который означал: «Ничего, ничего. Пусть. Молодость, горячность. И мы с тобой когда-то были такими».

— Видите ли, дорогой Леонид Александрович, — продолжал Владимир, — вы построили великолепное здание, красивое, многоэтажное, с зеркальными окнами, я бы даже сказал, с архитектурными излишествами. Но у этого здания нет фундамента. Поэтому заходить в него не только бессмысленно, но и опасно…

Конечно, разбить этого неоперившегося птенчика, не умеющего мыслить диалектически, ничего не стоило, но профессор удержался от соблазна. Он только грустно спросил:

— Скажите, вы тоже кибернетик?

— Что значит тоже? Да.

— Тогда мне все ясно, — вздохнул профессор и стал прощаться.

— Погодите, Леонид Александрович, — сказал Владимир. — Нам по дороге. У меня машина, я вас подвезу.

В машине они долго молчали. Владимир сосредоточенно вцепился в баранку, из-за метели дорога была очень трудной.

— Черный вечер, белый снег… Это Блок, если не ошибаюсь? — вдруг спросил Владимир.

— Ах, Володя, Володя, дорогой ты мой. Кибернетика, конечно, штука распрекрасная, но есть и еще в мире кое-какие ценности, к счастью…

— Кто же в этом сомневается? — пожал плечами Владимир. — А скажите, Леонид Александрович, вы когда-нибудь видели кибернетическую машину в натуре? Живую, так сказать. Не видели? Хотите? Вот мой институт, я как раз заступаю на дежурство. Могу продемонстрировать.

Профессор хотел отказаться, но подумал, что это посещение может быть полезным ему в полемике с Красовским.

…Они вошли в большой зал, все четыре стены которого были заставлены серыми металлическими ящиками. Весело — словно на рождественской елке, подумал профессор, — перемигивались разноцветные лампочки.

— Пожалуйста, Леонид Александрович, — Владимир пододвинул стул. — Это она и есть.

Профессор с удовлетворением огляделся. Так-так. И эти-то шкафчики способны заменить человеческий разум?

— Сейчас я вам покажу, что она может, — сказал Владимир, но в это время зазвенел телефон, и Владимир, извинившись, — к директору срочно! — вышел. Профессор остался один. Было совсем тихо, только еле слышное трансформаторное гудение наполняло зал.

Вдруг молодой голос, ясный и чистый — таким голосом говорят радиодикторы, — спросил:

— Профессор Леонид Александрович Бурый, если я не ошибаюсь?

Профессор повернулся, но никого не увидел. Он настороженно замер, думая, что это какая-нибудь шутка.

— Добрый вечер, профессор Леонид Александрович Бурый, — повторил голос. — Почему не отвечаете вы?

— Добрый вечер, — неуверенно откликнулся профессор, вертя головой направо и налево. — Но… с кем имею честь? Где вы прячетесь?

— Я нигде не прячусь. Я вся на виду. Я та самая кибернетическая машина, в помещении вы сидите которой. Извините, я неточно построила фразу. Поправляюсь. В помещении которой вы сидите.

Профессор ошалело огляделся. Потом засмеялся.

— Чепуха, — сказал он вслух, но на всякий случай не очень громко. — Нонсенс. Меня кто-то разыгрывает. Прошу вас, уважаемая, выйти из своего укрытия. Это была очень милая шутка, но она несколько затягивается.

— Профессор Леонид Александрович Бурый, — продолжал голос, и профессор почувствовал нервную дрожь в руках: он убедился, что голос раздается из динамика как раз над его головой, — я допускаю, что вы ничего не понимаете ни в науке, ни в технике, но уже давно прошли те времена, когда люди считали, что в радиоприемнике спрятан человек, а также паровоз на кинематографическом экране способен задавить зрителей в зрительном зале.

В другое время профессор обязательно бы обратил внимание на очень неудачно построенную фразу. Но сейчас ему было не до этого.