Хотя очередной «вдох» снова перекроил округу по-новому, казалось, в окружающем мире ничего не изменилось: жнявки как ни в чём не бывало строили во вновь образовавшихся болотах гнёзда, стараясь плевками сбить вьющихся над ними невероятно огромных стрекоз, слизни-трубачи выводили замысловатые трели, карабкаясь по стволам только час назад выросших «пальм», а в деревне вовсю гомонили диртоги, копаясь возле своих домов. Судя по всему: уже что-то сажали. Делянок отсюда видно не было, но и не видя их Ефим знал, что там сейчас происходит. Из домов вытаскивают мешочки с семенами и начинают посадку. Кому что нужно: нитяные клубни, сахарный «табак» или какой-нибудь совсем уж экзотический фосфоресцирующий «виноград». Опущенные в почву, сразу после «вдоха» семена прорастали буквально на глазах. В другое время активность роста была ниже, но, в любом случае, тягаться с местными произрастаниями растениям из других миров было трудно. Как и с их разнообразием.
Планета была настоящим раем для разного рода представителей растительного мира и всевозможной живности, являясь, по сути, и сама живым существом.
Сажая здесь свой разведывательный рейдер, Ефим и Тимур даже и предполагать не могли, какой удивительный мир им посчастливилось открыть. Он был полон жизни и обитаем, что автоматически ставило его в разряд миров, к которым обращено повышенное внимание, но самое интересное ждало землян впереди. Кое-как наладив контакт с аборигенами, космонавты приступили к изучению новой планеты, и вот тут-то их и ждал сюрприз.
В один прекрасный день земная твердь под ногами неожиданно вспучилась, едва не опрокинув корабль, и на глазах изумлённых людей начала проделывать невозможные вещи: менять рельеф, «заглатывать» растущие на ней растения, «выталкивая» взамен другие. Как выяснилось — явление по местным меркам вполне заурядное. Аборигены, именовавшие себя дир-тогами, называли это «вдохом», ибо, как они утверждали, мир их — живой, а то, что появляется на его поверхности, — часть его, вроде шерсти на какой-нибудь зверушке, которая то выпадает, то отрастает, то меняет окрас. Пири — так они называли свою планету — «дышит», и каждый новый «вдох» приносит что-нибудь новенькое, меняя её обличье. Неизменным оставалось лишь зверьё, они сами да их странные дома, которые, кстати, тоже были растительными.
Как ни парадоксально звучало подобное объяснение, факты говорили в пользу его: реальность происходящих вокруг метаморфоз была тому подтверждением. Кроме того, взятые пробы грунта показали, что верхние слои планеты представляют собой какую-то неизвестную органическую, чрезвычайно сложно организованную субстанцию, которую и грунтом-то назвать трудно было. Планета и впрямь оказалась живой — в самом широком и полном смысле этого слова. Выражаясь иными словами: это был исполинский организм, поистине планетарных масштабов.
Пири «дышала» со строгой периодичностью, и за всё время, которое земляне провели здесь, ритм этот не сбился ни разу. И ни разу не было так, чтобы не появилось что-нибудь ранее невиданное. Где предел разнообразию растительных форм, которые она исторгала из себя, ещё предстояло выяснить.
Выйдя из корабля приятели в первую очередь оглядели своё судно.
Корабль стоял в обширной низинке, которой чуть-чуть не хватило глубины, чтобы стать ещё одним болотом. Тимур заглянул под корму и цокнул языком. Дюзы были целы, но резкое проседание почвы заставило лапы амортизаторов зарыться в мягкую почву ещё глубже. Между выхлопными кольцами и поверхностью промежуток остался всего ничего.
— Если будем стартовать из такого положения, пожжём обшивку кормы, как пить дать, — заявил Тимур.
— Если что, расстелем гасящее покрытие, — откликнулся Ефим.
Тимур выбрался из-под кормы. Потом оглядел разложенные вокруг ячейки зонда.
— Чей ныне черёд возиться с сетью?
— Кажется, мой, — сказал Ефим.
— Отлично. Тогда я займусь флорой.
Тимур исчез в корабле, вернувшись с камерой и набором для взятия проб. Повесив набор на плечо, он поднял камеру и принялся снимать «пальмы». Ефим взялся за ремонт зонда.
Развёрнутая сеть оказалась повреждённой сразу в нескольких местах выросшими «пальмами» и, в придачу, сильно деформирована произошедшими рельефными изменениями. Повреждённые ячейки легко заменялись новыми, а вот с положением их пришлось повозиться. Полотнище необходимо было разместить так, чтобы в горизонтальной плоскости лежало хотя бы семьдесят процентов её площади, а из-за болот сделать это оказалось не так-то и просто. Перекосы грозили нарушить отсканированную картину того, что лежало внизу, впрочем, и правильно расположенная, сеть всё равно мало что давала: структура субстанции не менялась, в ней ничего не появлялось и не исчезало, а растения появлялись словно ниоткуда и исчезали никуда, буквально растворяясь в ней.
Ремонт Ефим закончил быстро, после чего принялся пересоединять ячейки, стараясь расположить их между многочисленными болотами как можно симметричнее. Он уже заканчивал, когда за спиной неожиданно раздалось:
— Лёгкого дыхания, И-фим.