– Перейдем на «ты»? Как тебя зовут? Может, я образую от твоего имени женский вариант и так и назовусь? Бывают же всякие Евгении, Александры, Станиславы и другие.
– Меня зовут Ское.
– Ладно, пусть будет Маша.
– Очень приятно, Маша. Вы всегда в маске?
– Забыла снять, когда уходила из клуба, а теперь неудобно вернуть.
– Поэтому не пришли сегодня на собрание?
– Кажется, мы опять сползли на «вы», а ведь уже переходили на «ты».
– Да, это моя вина. Не привык фамильярничать с козами.
– Ты здесь живешь?
– В подъезде? Нет. Обычно я живу в квартире этажом выше.
– Заварка у тебя есть?
– С собой?
– Можно на кухне.
– На кухне есть.
– Заварим?
– Еще у меня есть вафли. Поговаривают, что вкусные.
– Люблю вафли.
Они поднялись к Ское. Он отпер дверь и пригласил козу войти.
– Я не буду снимать маску, если ты не против.
– Я только за, – ответил Ское.
– Почему? – удивилась девушка.
– Не хочу видеть твоего лица.
– Это обидно.
– Поставлю чайник и объясню, – улыбнулся Ское и так и сделал: поставил чайник и объяснил.
Рассказал козе, что учится на режиссера. Что хочет снять фильм о том, как встретились парень с унылым лицом и девушка в маске. Он – средней руки преподаватель института, недавно потерявший работу и смысл жизни. Она – влюбленная в него студентка. Он никогда не хотел преподавать, и получалось у него это плохо. Она пишет стихи на стене рядом с его дверью. У него дома только голые стены и проектор, вечерами он смотрит видео из глубокого детства и не совсем уверен, что это детство – его. Она всегда ходит в маске, чтобы он не узнал в ней свою студентку, ведь тогда она не сможет с ним говорить. Он и не пытается снять с нее маску, ведь ему все равно, кто под ней.
– Почему же ты не хочешь видеть мое лицо? Тоже вечерами пересматриваешь детские видео?
– Этого парня буду играть я. А девушку в маске – ты. И хочу впервые увидеть твое лицо, когда будем снимать финальную сцену – ту, в которой герой все-таки убирает с лица девушки маску.
– И камера поймает твои настоящие эмоции, так?
– Так.
– Но разве я согласна сниматься в твоем фильме?
– Да, ты согласна.
– Тогда ладно. Когда начнем?
– Мы уже начали.
– Разве?
Чайник засвистел, и Ское выключил газ. Поставил на стол две чашки и налил в них сначала кипятка, затем заварки.
– Чай – удачное начало работы над фильмом.
55
Вадим зашел в свою комнату и увидел отца сидящим за письменным столом с фотоаппаратом в руках – с его, Вадима, фотоаппаратом.
– Красивые фотографии.
– Что?! А я разрешал тебе трогать фотоаппарат?
– Брось, Вадим, прекращай воевать со мной. Я тебе не враг. И мама не враг.
– Отдай, – Вадим забрал у отца из рук свой фотоаппарат и сунул его в одежный шкаф.
– Эти фотографии – для проекта Ское? Он снова будет снимать фильм?
– Не твое дело!
– Вадим…
– Я сказал: не твое дело.
– Ну хватит. Это переходит всякие границы. Или ты разговариваешь со мной по-человечески, а не как избалованный младенец, или…
– Или что?
– Я над тобой трястись как наседка не намерен.
– Ты не сказал – или что?
– Поедешь в Америку учиться очно.
– Я не хочу в Америку!
– А это меня не волнует. Ты совсем разболтался, ничего не делаешь – не работаешь, не учишься, даже заочные задания не выполняешь. Дурака валяешь да скандалишь со всеми. Имей в виду: продолжишь в том же духе – уедешь учиться как миленький.
– Папа, мне девятнадцать! Я сам могу решать свою судьбу!
– Но не решаешь.
– Ты сказал мне подумать!
– И ты думаешь? Незаметно. Только психуешь по любому поводу. А когда нет повода – ищешь его. Как сейчас, с фотоаппаратом. Не хочешь учиться, не хочешь работать – по знакомству могу устроить тебя в армию. Быстро повзрослеешь тогда.
– Я хочу…
– Чего?
– Фотографировать, – Вадим вновь вытащил фотоаппарат из шкафа. – И ты прав, мы со Ское будем снимать фильм. Про козу, которая преследует депрессивного парня! Запретишь мне? Скажешь, несерьезное занятие?! – с вызовом выпалил он. Ноздри его раздулись, а глаза смотрели исподлобья.
– Почему запрещу? Снимайте, – к удивлению Вадима, Алексей Викторович только пожал плечами. – Дело оно и есть дело. Может, в процессе решишь что-то в своей жизни, наконец.
Он направился к двери, но задержался на пороге. Не глядя на Вадима, как будто ему неловко было говорить, он произнес:
– Фотографии хорошие. В них есть настроение. От каждой веет грустью.
И вышел.
56
Ское подождал, пока спустится соседка с четвертого этажа – благовоспитанная старушка. Она шла медленно, в левой руке несла матерчатый пакет (видно, отправилась за покупками в магазин), а правой держалась за перила. Ское проводил ее взглядом, и только когда за ней хлопнула дверь подъезда, он вытащил из кармана угольный карандаш и написал на побеленной стене недалеко от собственной двери:
Довольный собой, он убрал карандаш обратно в карман.
– Лишь бы борцы за чистоту не закрасили до съемок, – проговорил он себе под нос. – А после я сам побелю этот кусок стены.