ДОРОГА ДО БРУКЛИНА занимала продолжительное время. В метро я продумывала речь, во время поездки шестым маршрутом подбирала различные варианты развития событий, затем, пересев на локальный маршрут, прорабатывала свою защиту, довела все это до совершенства по дороге домой и окончательно завершила работу, поднимаясь на наш третий этаж. По моей личной просьбе у нас на входной двери было установлено три замка, но прежде чем я успела отпереть второй, дверь распахнулась. На пороге меня встречала мама с хмурым выражением на лице.
– Ты рано вернулась, – заметила я.
– Мистер Браулио вызвал меня с уроков, – ответила она.
Мне потребовалась минута, чтобы вспомнить, что так на самом деле зовут ЗамуДище.
– Ой.
Мама отступила в сторону, и я вошла. Наш дом в Гринпойнте был адаптированной версией нашего прежнего жилища на Лонг-Айленде – примерно на тысячу триста квадратных футов меньше, с единственной ванной комнатой, и наши соседи снизу играли классический рок так громко, что полы вибрировали. Но мне здесь нравилось. Мне действительно нравилось, что мы зажаты между другими квартирами, и что в любое время дня и ночи вокруг шумно и людно, и что, если открыть окно, можно почувствовать аромат блюд польской кухни из ресторана на углу.
Но сейчас, стоя перед мамой, я мечтала оказаться где угодно, только не здесь.
– Когда я говорила, что тебе следует активнее проявлять себя в школе, я имела в виду вступление в команду по хоккею на траве. А не участие в судебных тяжбах.
– Мама, пожалуйста. Ты же знаешь, что я ни за что не буду играть в хоккей на траве.
– Я не шучу, Рейчел. Знаешь, я беспокоилась, что ты не заводишь друзей, но и понятия не имела, что мне следует беспокоиться о том, что ты наживешь себе врагов.
– Можно мне сначала что-нибудь поесть?
Я прошаркала мимо мамы на кухню и сунула голову в холодильник в тщетной попытке избежать этого разговора. С моей стороны было глупо брать вину за розыгрыш на себя. Я до сих пор не понимала, зачем это сделала. Не то чтобы я хотела получить за это награду. И я не пыталась защитить клуб, к которому не имела никакого отношения и который не желал иметь ничего общего со мной. Но, возможно, какая-то часть меня просто жалела, что
– Я никогда не заведу друзей в этой школе, – проговорила я в холодильник. – Ребята в Манчестерской школе совсем другие.
– В чем другие?
Я схватила бутылку воды и закрыла дверцу холодильника.
– Для начала, некоторые старшеклассницы уже охотятся за идеальными нарядами для бала дебютанток[8]
, а мы свою мебель с рук купили.– Я думала, тебе нравится та тумбочка, которую мы перекрасили.
– Да, – согласилась я и покачала головой, пытаясь подобрать более подходящий пример. – У некоторых моих одноклассников до сих пор есть няни, мама.
– У них есть домработницы.
– Если домработница каждое утро провожает тебя в школу и вручает сверток с обедом, – мне очень жаль, но официально у тебя есть няня. Такое впечатление, словно я учусь в одной школе с кучей инопланетян. Хотя нет, скорее
– Я знаю, что ты сейчас так думаешь, Рейчел, но каждый подросток чувствует то же самое.
– Ты ничего не понимаешь!
Я попыталась уйти, но в этой квартире далеко не уйдешь. Я подумывала укрыться в своей комнате, но знала, что мама просто войдет туда следом за мной.
Я плюхнулась на диван. Мама села рядом со мной, стараясь попасть в поле моего зрения.
– Ладно, я не понимаю. Так объясни мне.
Мне так много хотелось сказать. Слова заполнили мой рот, угрожая пролиться сквозь стиснутые зубы, как слюна, которую я не могла проглотить. Но я не знала, как объяснить, что со мной не так. Я не знала, как сказать, что мне не по себе.
После того, что случилось в прошлом году.
Я не могла признаться маме, что с тех пор, как ЗамуДище упомянул мою «перенесенную психологическую травму», у меня возникло ощущение, что две стороны во мне воюют друг с другом. Я была либо обычным подростком, либо монстром, и та, кем мне следовало быть, – нормальная, беззаботная девушка, – ощущала себя самозванкой.
Я пыталась делать все, что от меня требовалось. Я заставляла себя ходить на вечеринки, встречаться с людьми и сплетничать с Сандрой в нашем углу столовой. И, может быть, это сработало бы в другом учебном заведении, но в Манчестерской школе я выделялась. Я не могла смешаться с толпой в месте, где каждый был воплощением идеала, прошедшим тщательный отбор подобно бесценным музейным экспонатам. После нападения в моей старой школе меня называли чудилой, и теперь это прозвище прилипло ко мне и здесь.
Но я не могла рассказать об этом маме. Вместо этого лишь выдавила:
– Ты не понимаешь, как мне одиноко.
Стоило произнести эти слова, и маска, за которой я скрывалась, чтобы выжить в школе – чтобы заставить маму думать, что все в порядке, – начала сползать. Я почувствовала, как она спадает с меня вместе со слезами. Я быстро вытерла щеку, пока мама не увидела. Но голос меня выдал.
– Мама, то, что случилось в прошлом году… это изменило меня. Это превратило меня в…