Мы заселили первый кубрик, учтиво расположив дам подальше от туалетных комнат, заселили второй, договорившись, что мы взрослые мужики и сами решим, кто достоин спать на нижней кровати, а кто нет, подошли к третьему, а там – пятеро граждан Германии вдохновенно рассовывают свои вещи по шкафчикам… До того эпизода, в котором я стою на палубе и наблюдаю за немцем в резиновой лодке, оставалось еще часов 20. За это время я успела произнести по-чеховски пошлую фразу: «Если не можете решить эту проблему, я вынуждена буду позвонить…», а еще собрать паспорта всех участников экспедиции: они, заряженные праздным Гамбургом, упорхнули с корабля – пищу местную вкушать да пивом свежим запивать. Кто ж осудит? Скажу честно: когда ты после Москвы попадаешь на «Крузенштерн», то, даже несмотря на четкий судовой распорядок, моментами походишь на very organized man в интерьере каких-нибудь кавказских гор, куда самолеты прилетают не по расписанию, а чтоб пилот успел на свадьбу троюродной сестры. Потому что море на твои планы всегда смотрит с присущей ему усмешкой. Ты обещаешь группе, что у них сегодня первый учебный подъем на мачты, а тебя неожиданно вызывает капитан и говорит: «Сильная качка, подъемов не будет. Может, кино посмотрим?». И вот ты, координатор, должен сообщить своей команде, которая уже за час «до» стояла на палубе в страховке «до зубов», что вместо подъема – кино. Чтобы вы понимали, ни одна марвеловская новинка не сравнится с тем, что ты можешь увидеть, забравшись на высоту 50 метров над палубой.
Подобные ситуации случались все 7 дней нашего перехода из Гамбурга в Ларвик. Каждый план, аккуратно записанный капитаном в его огромный блокнот, поддавался критике моря и ветра. Ну, или самого корабля. Как-то раз я забежала в каюту старшего штурмана с паникой: «Павел, нам не хватает теста для пельменного аврала». На другой день кто-то из группы повредил палец, намылив ноги в душе. На поэтическом вечере Михаил Кожухов запретил участникам даже подглядывать в текст, из-за чего мне пришлось вспомнить, что это только специализация у меня была «международная журналистика», а по факту – закончила старый добрый филфак.
Несмотря на все это, знаете, мы свой первоначальный план перевыполнили. Больше чем перевыполнили. И трудности эти остались за кадром нашего безумного, сносящего голову, путешествия. Путешествия, в котором мы стали друзьями. Путешествия, которое показало нам многое. Дало силы на многое. Путешествие, которое мы все, я уверена, повторим еще не раз. Чувствуете, как подходит комок к горлу? Я – да.
Стоило ли показывать вам кухню экспедиции на «Крузенштерне»? Определенно. Потому что это совершенно не похоже на круиз или путешествие на яхте по Средиземному морю. А еще он, «Крузенштерн», на самом деле – она, немного капризная, но до жути очаровательная, какой и должна быть настоящая женщина. Не зря же англичане к кораблям уважительно и с пониманием – на «She».
С любовью, Ваш координатор, растроганный подаренными ему цветами на заправке по дороге из Ларвика в Осло.
Ваш координатор, без которого, вы сами сказали, не поедете на «Крузенштерн».
Ваш координатор, безмерно скучающий по вам, разбросанным по городам, странам, континентам.
Ваш PR-менеджер, который и до координаторства знал, что у него чертовски хорошая работа.
P.S.: Безграничная благодарность экипажу за то, что вынесли нас – местами невыносимых, чересчур любознательных и ненасытных. Но очень любящих вас.
Ваш координатор, без которого, вы сами сказали, не поедете на «Крузенштерн».
Фото 139–142. Люди “Крузенштерна”
Фото 144–145. Члены экипажа: Алекс Дубас с сыном
Моменты моря
Даниэлла Окуджава. Если до сих пор не веришь
Возвращаться на сушу тяжело. Земля не сохраняет больше твой ход, и ты ощущаешь боль духовную, возведенную в степень физическую. А потом пишешь одну-единственную фразу на обороте книги: «Я не помню себя счастливее, чем была последнюю неделю». И, конечно, возвращаешься, чтобы подарить ее. Цепляясь за мысль, что где-то там останешься ты – чернильными кривыми.
Очень важно по возвращении домой прислушаться к своим же рассказам. «Потому что «Крузенштерн» – самая естественная среда обитания человека», – вырывается из меня уже в Москве. И правда, мы, сухопутные, кажется, потеряли способность к нормальным человеческим отношениям, к тому, что во сне главное – сон, в еде – ее наличие, в человеке – искренность, в музыке – душа. Мы, кстати, провели десятки часов на палубе с гитарой, исполняя боем все песни, слова которых помнили хотя бы наполовину. В один из таких вечеров я думаю: эти люди вокруг меня настолько счастливы, что его, счастье, можно потрогать руками. И цвета оно золота морских закатов.
«Крузенштерн» здесь выступает инкогнито, в обличии случая, собравшего всех нас. А еще он заставляет чувствовать все словно впервые: настоящую дружбу, влюбленность, неподдельный, почти детский интерес ко всему, восторг.