Клуб Ракалий

— Восемнадцать карат золота, — сказал Малкольм. — Для моей Лоис только самое лучшее.

— Почему ты решил, мудила, что она скажет тебе «да»? — поинтересовался Редж.

— А я ничего такого и не решил. — И Малкольм спросил у Бенжамена: — Ты-то что об этом думаешь, гитарист?

— Я думаю, скажет. Наверняка. По-моему, ей до смерти хочется выйти за тебя.

Редж отошел за двумя новыми кружками пива и кокой для Бенжамена, слишком юного не только для выпивки, но, строго говоря, и для того, чтобы находиться в этом заведении. Впрочем, Малкольм, судя по всему, был знаком с парнем, стоявшим в дверях, и тот не стал уточнять возраст Бенжамена.

— А разница в годах? — спросил Малкольм. — Она не кажется тебе слишком большой?

— Не знаю, — сказал Бенжамен. — Тебе сколько?

— Двадцать три.

— Да ну, всего-то шесть лет. У моих родителей точь-в-точь такая же.

Малкольм серьезно кивнул. Похоже, услышанное его успокоило. Бенжамен еще ни разу не видел, чтобы он так нервничал.

— А кстати, сколько лет Реджу?

— Бог его знает. Я с ним познакомился, когда учился в Астоне.[13] Он иногда заглядывал в художественные мастерские, и как-то раз мы с ним разговорились. Он в порядке, не думай.

— Уж больно он ругается.

— Зато сердце у него доброе.

Бенжамен вглядывался в переходивших от столика к столику людей в пальто и шерстяных пледах. Здешняя публика процентов на девяносто пять состояла из мужчин. Потолки в клубе были низкие, охряные светильники бросали тусклые отблески на стоявшие на сцене гитары, динамики, ударную установку. Они уже прослушали два отделения — певца по имени Кевин Койн и дуэт фортепиано и саксофона, Стив Миллер и Лол Коксхилл. Музыка в обоих случаях была странная, но временами очень красивая, с какой-то собственной извилистой логикой. Присутствующие внимали ей в уважительном молчании, сосредоточенно морща лбы. Малкольм сказал Бенжамену, что следующая группа, «Хэтфилд-энд-Норт», будет, скорее всего, попроще, повеселее, однако Бенжамен уже понял, почему Лоис предпочла остаться дома.

— Так когда ты собираешься на ней жениться? — спросил он.

— Думаю, не раньше лета, — ответил Малкольм. — Ей же надо школу закончить. Потом я еще поторчу пару месяцев на работе, подкоплю деньжат, а когда нас окрутят, мы махнем куда-нибудь. В Индию, в Новую Зеландию. Может быть, на Дальний Восток.

— Лоис это понравится, — сказал Бенжамен. — А может, проведем медовый месяц в окрестностях Тадж-Махала.

— Ну. Это вообще будет полный блеск. Вернулся с напитками Редж Косячок.

— Так куда ты ее в четверг потащишь? — спросил он. — Где собираешься совершить свое грязное дело?

— Думаю, для начала в «Лозу», часикам к восьми. А после отправимся… — он снова порылся в кармане и на этот раз вытащил карточку, — вот в это новое заведение. Я заказал там столик на девять часов.

— «Паста папы Луиджи и спагетти по-милански», — вслух прочитал Бенжамен и вернул карточку Малкольму. — Это что же, ресторан?

— Итальянский, — ответил Малкольм.

— Постранствовать, значит, решил. — Редж Косячок в один глоток осушил свою кружку и мощно рыгнул. — Господи, ну какой же я грязный мудак, — сказал он и снял с соседнего стула номер «НМЭ». — Слушай, Малк, сколько ты отдал, чтобы попасть сюда?

— Шестьдесят девять пенсов за каждого.

— А купил бы вот это, хватило бы и сорока девяти.

Он показал Малкольму отрывной талон, в котором значилось, что сегодняшний концерт представляет собой часть мероприятия, именуемого «НМЭ/Вирджин-Кризис-Турне». Идея его, судя по всему, состояла в том, чтобы сделать немного более приятной жизнь молодых английских меломанов, продолжающих страдать от все новых забастовок и нехватки горючего. Несколько недель назад состоялись вторые за этот год всеобщие выборы, приведшие к власти очередное правительство лейбористов — на сей раз большинством в три голоса, — впрочем, никто не думал, что правительство это сможет хоть как-то изменить жизнь страны.

— Этот мудила, Брэнсон, — он как, ничего?

— По-моему, да, — ответил Малкольм.

И они объяснили Бенжамену, что Ричард Брэнсон возглавляет компанию «Вирджин-Рекордз».

— Понимаешь, вот такие-то люди нам и нужны, — сказал Малкольм. — Идеалисты. Те, кого интересуют не одни только деньги. Иначе что у нас будет за общество?

— Ты кто, социалист? — поинтересовался Редж. — Или мудила-тори?

— Не знаю, — ответил Бенжамен. — Наверное, мудила-тори.

Редж в очередной раз загоготал.

— И готов поспорить, ты считаешь ИРА шайкой озверелых ирландцев, так? А наших ребяток в Белфасте — долбаной солью земли?

— Не цепляйся к нему, Редж. Он же ходит в пижонскую школу. Когда ему было во всем разобраться?

— Ну так подари ему на день рождения «Филантропов в драных штанах».[14] Да заодно уж и Джорджа Оруэлла. — Редж склонился к Бенжамену, оказавшись с ним почти нос к носу. От него сильно пахло пивом и странным табаком. — Ты еще проснешься, сынок, рано или поздно. Проснешься и поймешь, что происходит в этой стране.

— Ты имеешь в виду профсоюзы?