Шкипер Арбластер, немолодой мужчина с вытянутым, задубелым от солнца и ветра лицом и болтающимся на шее на плетеном ремешке ножом, в общем ничем не отличающийся от своих современных собратьев, заметно удивился и посмотрел на Лоулэсса с подозрением. Однако упоминание наследства и запанибратство, которое так умело изобразил Лоулэсс, быстро усмирили его настороженность. Лицо его расслабилось, он протянул руку и крепко взялся за протянутую ладонь бывшего монаха.
– Что-то не припомню я тебя, старина, – сказал он. – Но не беда. Я всегда готов выпить с добрым человеком. Да и Том, я думаю, будет не прочь. Эй, Том, – обратился он к своему матросу. – Это мой старый друг. Правда, имени его я не припомню, но он славный моряк. Пойдем выпьем с ним и с его сухопутным приятелем.
И вся компания под предводительством Лоулэсса направилась в ближайшую пивную, в которой было не так людно, как в других кабаках, потому что открылась она недавно и стояла в стороне, на окраине порта. Это было даже не здание, а скорее закрытый деревянный павильон, чем-то напоминающий деревянные срубы, которые нынче можно встретить в наших лесах. Вся его грубая обстановка состояла из двух-трех шкафов, нескольких простых деревянных скамеек и досок, уложенных на бочки, вместо столов. Посередине горел раздуваемый бесчисленными немилосердными сквозняками костер, который исходил густым дымом.
– Ну вот, – довольно промолвил Лоулэсс. – Все, что нужно старому моряку, – земля под ногами, добрый огонь и полная кружка, да чтоб непогода была за окном, а в крыше ветер гудел! За «Добрую Надежду»! Легкого плавания ей!
– Это точно, – кивнул шкипер Арбластер. – В такую погоду лучше быть на берегу. Что скажешь, Том? Хорошо ты говоришь, приятель! Имени твоего я, хоть убей, вспомнить не могу, но говоришь ты хорошо. Легкого плавания «Доброй Надежде»! Аминь.
– Дикон, друг, – продолжил Лоулэсс, обращаясь к своему командиру. – Ты говорил, у тебя какое-то дело было? Займись, пожалуй, им сам, потому как я хочу посидеть со старыми друзьями. Не беспокойся, когда вернешься, мы никуда не денемся и, я ручаюсь, будем заниматься тем же самым. Мы, старые просоленные морские волки, не такие слабаки, как сухопутные крысы.
– Верно, ступай себе, парень, – поддержал его шкипер. – Мы с твоим добрым другом раньше вечернего звона отсюда не выйдем… Э, да чего там, клянусь Девой Марией, пожалуй, что можно и до утра задержаться! Понимаешь, когда человек надолго уходит в море да берега не видит, соль морская въедается ему под кожу. Из-за этого ему всегда хочется пить. Дай ты ему хоть целый колодец, и то мало будет!
Провожаемый такими напутствиями, Дик встал, попрощался со всеми, снова вышел на улицу и со всех ног помчался в «Козла и волынку». Оттуда он послал гонца к лорду Фоксхэму с сообщением о том, что к вечеру в их распоряжении будет надежный корабль, на котором они собираются подойти к дому на берегу с моря, а потом, собрав нескольких своих разбойников, бывавших раньше в море, вернулся в бухту на песчаную косу.
Шлюпка «Доброй Надежды» лежала на берегу в окружении множества других лодок и суденышек. Узнать ее было несложно: она была среди них самой маленькой и имела самые тонкие борта. Когда Дик и двое его товарищей стащили ее с берега, заняли места и принялись грести, она погрузилась в воду чуть ли не по самые края и при каждом порыве ветра, от каждой набежавшей волны раскачивалась так, будто вот-вот могла затонуть.
«Добрая Надежда», как мы уже говорили, стояла на якоре далеко от берега, где волны были еще сильнее. Рядом с ней, на расстоянии нескольких кабельтовых, не было ни одного судна, и, когда шлюпка подплыла к ней, кстати потемневшее небо и поваливший густой снег скрыли разбойников от посторонних глаз. Они мигом перебрались на борт, оставив шлюпку плясать на волнах. «Добрая Надежда» была захвачена.
Это было добротное крепкое одномачтовое судно, перекрытое палубой на носу и посередине, но открытое на корме. Оснасткой и парусами оно было чем-то средним между фелюгой и люггером. Похоже, что шкипер Арбластер возвращался из удачного плавания, так как трюм его судна был забит бочками с французским вином, а в маленькой каюте, под образом Девы Марии, свидетельствовавшим о набожности капитана, стояли запертые на замки сундуки и комоды, указывавшие на его богатство и осторожность.
Единственная обитательница судна, собака, принялась яростно лаять и кусать незваных гостей за пятки, но вскоре была отправлена пинком ноги в каюту и заперта там вместе со своим справедливым негодованием. Потом зажгли светильник и повесили его на вантах, чтобы судно было видно с берега. После этого они откупорили одну из бочек и выпили по кубку великолепного гасконского вина за удачу вечернего предприятия. А потом, когда один из бандитов начал готовить лук и стрелы, чтобы защитить судно от любого вторжения, его товарищ подтянул шлюпку к борту и спрыгнул в нее.
– Гляди, Джек, в оба, – сказал их юный командир, собираясь последовать за своим подчиненным. – Надеюсь на тебя.