Так, мне сейчас совсем не хочется, подумал Пе́трович, разговаривать о брате Кристины. Я могу невольно выдать себя. И, допивая пиво, он сказал:
– Пожалуй, я тоже пойду. У меня сегодня обязательное мероприятие – торжественный ужин национальной ассоциации аудиторов. Простите, – Пе́трович поставил пустую кружку на стол, – но я вас покидаю.
Он кивнул головой, повернулся, направился к гардеробу и вдруг за спиной услышал:
– Подождите, я тоже – с вами.
«Куда, на торжественный ужин?» – надевая пальто и закутываясь в шарф, усмехнулся про себя аудитор.
Они вышли на улицу. Начинало темнеть.
– Вы – на трамвай или в метро? – спросил шулер и поежился. – А сегодня холодно.
Он сунул руки в карманы:
– Ба-а! Мои перчатки! Кажется, я их оставил на столике. Пойду вернусь за ними. Удачи вам сегодня, доктор Пе́трович, – шулер приложил свою руку к полям шляпы, развернулся и спустился по лестнице обратно в «Трумпф».
Пе́трович направился к станции метро. Проходя мимо магазинчика дешевых китайских электроприборов (здесь таких полно), он увидел, как на экране телевизора, выставленного в витрине для рекламы, мелькают персонажи «Крестного отца». «Очень к месту», – подумалось ему, как на экране всплыла сцена, где актеры разворачивают бронежилет, в который обернута дохлая рыба. «Это значит, – вспомнил текст фильма аудитор, – что Лука Брази отправился кормить рыб».
Поэтому он не удивился, что на торжественном ужине подали форель. Он вспомнил, как страдал в Японии, когда он выполнял заказ международной компании и было необходимо сделать сверку расчетов с ее японским филиалом. Тогда учтивые японцы старались попотчевать важного гостя своими самыми изысканными блюдами, и Пе́тровичу, чтобы не обидеть их, приходилось, под одобрительные возгласы хозяев, заливать отвратительный вкус морепродуктов полными стаканами виски.
Попытка дешевого шантажа окончательно испортила настроение и сделала его рассеянным. Он невпопад отвечал на вопросы коллег за аперитивом и даже обрадовался, когда все расселись по своим местам. По крайней мере, за едой будет меньше разговоров. Но форель окончательно добила его. Поковырявшись для приличия в блюде, он встал, подошел к столику с аперитивами (на столах стояло только вино), налил себе полный массивный стакан виски, тупой красный «Джонни Уокер» (но что делать?), и вышел покурить на балкон[46]
. Здесь никого не было. Пе́трович подошел к самому краю. Город лежал на том берегу, далеко внизу. Прямо на Башню смотрел только красный огонек телевизионной вышки, а все разноцветные огни вечернего города – неоновых вывесок, тусклых широких пятен дворцовых площадей, приветливых звездочек окон домов – пестрили где-то там, на дне гигантского ночного озера. Он поставил стакан на перила и стал набивать трубку. Надо же, и здесь игра света. Он отошел немного в сторону, чтобы посмотреть, как раскрытые окна торжественной залы переливаются отблесками на стакане.Вдруг на виски легла тень. Пе́трович не успел даже повернуться, а чисто инстинктивно, просто от страха, присел и попытался закрыть голову. И тут на него сбоку навалилось что-то здоровое и перекатилось на другую сторону. Освободившись, он поднялся и посмотрел. За балконом, цепляясь за перила, висел громила. У аудитора отключилось все: мысли, эмоции. Он механически закурил трубку, которую вертел в руке, и посмотрел на Курта. Тот осклабился и глухо зарычал, грубые пальцы цепляли края перил, но их сил не хватало поднять массивное тело.
Пе́трович стоял и курил, глядя, как пальцы постепенно соскальзывают с перил. Рык перешел в частое прерывистое дыхание. Все.
Лука Брази, иди корми своих рыб. Как все просто и буднично. Без криков. Без слов. Деревянными ногами он пошел ко входу в залу, как вдруг остановился и вернулся к стакану виски, который продолжал стоять на перилах. «Джонни Уокер», прости меня. Я был к тебе несправедлив, а ты спас мне жизнь. Завтра сойду у вокзала, зайду в английскую церковь и поставлю тебе свечку.
Так же механически он сел за стол, съел всю форель и вытер рот салфеткой. Вокруг все непринужденно беседовали. Он подождал еще несколько минут. Ни охранников Башни, ни воя полицейской машины за оставшейся открытой на балкон дверью. Сознание постепенно возвращалось к нему. Балкон бы сделан с видом на город, а центральный вход в Башню, за стеклянными дверьми которого сидели охранники, располагался на ее противоположной стороне. Час поздний, так что тело обнаружат нескоро. Но засиживаться все равно не будем. Уйти по-английски. Но ранний уход наверняка запомнит охрана. Так что придется сидеть. Будь что будет. Он встал и опять подошел к столику с аперитивами. Свечку я ставить тебе не буду, отблагодарю по-нашему – и налил полный стакан.
Пинкертониада
Сев в трамвай, он раскрыл газету. Ничего. Это значит, что тело, если его и обнаружили, то только тогда, когда новость уже не успевала попасть в утренний выпуск. Конечно, деловой центр, там нет собачников, спозаранку выгуливающих своих питомцев.