Клуб самоубийц

Если только, подумал аудитор, твой жокей не связан с лошадником.

– Спасибо. А о брате вы ничего не говорили?

Пе́трович еле сдержал вздох: «Кристина, прости меня. Я не хотел подставлять твоего брата. Я же не знал, что прокурор так поймет мои слова». И сказал в трубку:

– Нет.

– Спасибо.

– Тогда все?

– Да.

И Кристина повесила трубку.

Любляна все это время стояла у стола и с искренней тревогой смотрела, как ее начальник говорит с ее подругой.

– Ты весь мокрый. Подожди. – Она вышла в приемную, он услышал открывающуюся дверь туалета, шум воды, и Любляна вернулась, сжимая в руках (капли воды падали на пол) мокрое полотенце. – Раздевайся. Догола. Я тебя сейчас всего вытру.

Пе́трович подошел к дивану и стал скидывать на него свои вещи.

Он стоял, засунув ноги в тапочки и раскинув руки, «золотое сечение» Леонардо, а Любляна тщательно обтирала его. Закончив обтирать его пах и ноги, она встала с корточек и протянула ему полотенце. Пе́трович обернул его набедренной повязкой и поцеловал девушку:

– Давай выпьем?

Экзамен

Пе́трович сидел на полу, прислонившись спиной к своему дивану, на котором спала Любляна. Они наскоро и молча поужинали у него в кабинете (девушка расстелила на столе газеты). Любляна от жары сняла джинсы и расстегнула кофточку. Да, бюстгальтеры с чашечкой ей пока не нужны. Она отнесла пластиковую посуду и газеты в мусорное ведро, вернулась: «Дорогой, в приемной холодно, можно я буду спать здесь?» Он кивнул головой.

Поэтому он сейчас сидел на полу в очень комфортной позе. Девушка отвернулась к стене и прикрыла широкие, выступающие за края дивана бедра пледом. И голова Пе́тровича покоилась на этой очень уютной подушке.

А в голове была пустота. С делом мальчика все было ясно. Жокей взял пистолет в руки по неосторожности. И сейчас Шнайдер со своим лошадником, Гаем Фоксом, пытаются перевести стрелки на брата. Шнайдер же с самого начала хотел провести у него обыск. Вот он своего и добился. Значит, жокей играет на их стороне. Бедная Кристина. И весь мой опыт, все мои знания истории средневекового хозяйственного права, все мои открытия в вопросе майората сейчас льют воду на мельницу этой грязной интриги.

Устроившись на полу, он было начал лениво перебирать пазл Хиршбюля, да, все эти аргументы были весомы для него, но вряд ли – для правосудия. В конце концов, контрольный пакет цементного завода принадлежал тогдашнему, дореволюционному, правительству, поэтому даже если вчинить сегодня иск, то иностранный участник отделается, конечно, нет, не легким испугом, его репутации будет нанесен существенный урон, но об его участии в возмещении иска речи, наверное, не пойдет. А фонд вообще может выйти сухим из воды. Здесь нужны были бы хорошие юристы, но разве можно сравнивать возможности скромного чиновника с международным фондом? К этому еще всплывут гарантии нашего правительства. Вот если бы Хиршбюлю как-то удалось зацепить эту «Билдинг Экипмент» напрямую, без ссылок на правительственные гарантии, тогда – да. Но как? Может, действительно и документов-то нет. За эти годы фонд наверняка постарался зачистить поляну. А для меня это досье подойдет. Репутация в обмен на репутацию. И Пе́трович сказал себе: «На сегодня хватит».

Ему хотелось встать и подлить себе виски, но голова словно прикипела к телу Любляны. Несмотря ни на пятницу, ни на пляски у костра в голом и полуголом виде, она не сделала ни намека, а сразу свернулась клубочком на диване. Спи, девочка. Пе́трович интуитивно понял ее настроение. Зачем тебе этот старый плавучий чемодан? Выходи за Влада и рожай ему детей.

Он вспомнил, как эта тема случайно возникла у них с Кристиной. Да, это было как раз незадолго до его экзамена по бухгалтерскому учету. У Кристины случилась задержка, он к этому не был готов, а она: «Ничего, справимся». Его это отвлекало от подготовки, поэтому, когда у нее начались месячные, он с облегчением бросился к учебникам. Экзамен был очень непростой. Предмет вел отец-основатель современного учета – «дед», как его называли студенты, а Пе́трович со всеми бдениями в типографии и траханиями с Кристиной забросил его лекции. И ему передали, что на последнем занятии «дед» так и сказал, что этому молодому человеку рассчитывать на положительную оценку не стоит. Поэтому он сидел на их кровати и зубрил, а Кристина, забравшись туда же с ногами, проверяла его. От зубов, вопрос – ответ, вопрос – ответ, стало отскакивать в ночь накануне экзамена. Утром он собрался в университет, Кристина вышла из ванной: «У меня все закончилось, и я пойду болеть за тебя. Посижу в университетском парке и подожду».

А когда они подошли к университету, она ему сказала: «Слушай, у меня так засвербило, как никогда, хоть прямо сейчас – в кусты, давай, делай побыстрее своего “деда” – и домой».