«Клуб Шести»

Теодор вышел в пыльное полуденное солнцестояние готовым перевернуть мир. Нужна была точка опоры. Нет, лучше просто – идея. Идея нужна. Так надёжней. С идеей можно переворачивать мир.

Утро наполнило голову Михаила Романовича ощущением свинцовой тяжести.

И во рту пахло свинцом. Облака за окном висели свинцовые и их сдувало, сносило к югу, там им будет лучше. А нам? Где будет лучше нам? На место унесённых облаков с севера летели стаями тучи. Свинцовые. Скоро засвистят пули дождя. Небесный снайпер не промахнётся в семенящих прохожих, он своё дело знает. Не уйдёт сухим никто.

Михал Романыч натянул старый шёлковый халат и плечё хрустнуло. Не больно, так, гулко и невзначай, но старость напомнила о себе. Со злорадством. Завязывать халат не хотелось. Вставать не хотелось. Чистить зубы. Заправлять постель. Ныло плечё. На душе висел неоправданный свинец. Суббота, на работу не надо. Сегодня он никому не нужен. Почему нельзя умереть до лучших времён? Почему надо провлачить вручную своё жалкое существование из пункта «Ф» („фигово“) в пункт «Т» («так себе»)? Да кому мешает эта постель? Вот, кому мешает, тот пусть и заправляет.

Он обманывал себя. Как всегда. Так привык. Та, кому всегда мешала незаправленная постель, два года назад умерла. Ух, как она могла неповторяясь сообщать «Михалкину» о том, что ей мешает! Кусок в горло не лез и хотелось вышвырнуть в окно или кровать, или ту, которой она мешает.

А теперь он сам, без скрежещущих напоминаний, каждое божее и безбожное утро, кряхтя и чертыхаясь, заправлял-таки свою холостятскую кровать. Разумеется, все эти склоки и мелкие раздоры вернуть назад не хотелось. Плохое никогда не вспоминается с радостью, даже когда человек умирает. С грустью вспоминается. И на что разбазарили свою жизнь? Знай мы, что быть вместе оставалось так мало, да разве ж ссорились бы?

Конечно бы ссорились, вот в чём кошмар.

И разбежались за месяц до её кончины, и это снова и снова наполняло грудь свинцовой тяжести незаслуженной вины. Постфактум в таких вот случаях невозможно искать вину в другом. А хочется. Но что-то, похожее на совесть – не даёт.

Теперь он один. Тихо.

Хорошо?

Нет.

Михаил Романович закурил, так и продолжая сидеть на неубранной постели. А ведь и представить себе тогда не мог, что можно курить в постели. Как миленький бегал на балкон, и в дождь и в снег. Выслушивая про сквозняки и холод. Бред. Неужели иногда надо умереть, что бы любимому человеку стало легче жить? Легче? Не знаю.

Можно курить в постели. Тихо. В тишине можно курить в постели. И всё?

Всё.

Так проходит жизнь. Трюмо и письменный стол забиты рукописями, которых никто не прочитает. И для чего их хранить? С другой стороны, вообще бессмысленно, потому что все рукописи вбиты (набраны) в компьютер и хранятся в электронном виде. Так какого, собственно говоря? А такого. Вон в шкафу стопками письма…дцатилетней давности. Бечевка, их стягивающая, уже полуистлела, а письма лежат. Когда перечитывал их в последний раз? Много лет назад. Нет, пусть лежат и нечего себя распалять, выкинуть их или сжечь – рука всё одно не поднимется, так чего дёргаться? Так устроен человек. Вот и весь сказ.

В дверь позвонили.

Не может быть. Ошиблись квартирой. Телеграмма. Откуда? От кого? Ошиблись квартирой.

И всё же, кряхтя, Михал Романыч встал, затушил окурок в цветочном горшке и поплёлся открывать. Предчувствий небыло.

– Вам кого? – спросил он через дверь.

– Мне нужен Михаил Романович,- раздался молодой голос, не отличающийся почтительностью. Однако же, этот эффект мог быть вызван обычным молодым задором.

Хозяин завязал халат и открыл дверь на цепочку. В дверную щель заглянул молодой человек в белых джинсах и иссиня белом свитере, с красным беретом на голове. Он улыбался. Это не настораживало, но располагало.

– Чем обязан? – снова хозяин, удивлённо.

– Я пришёл обучить вас выходить в Интернете на ваш собственный сайт и периодически загружать его. Всмысле – пополнять.

Ничего нелепей Михал Романович услышать не ожидал.

Поэтому он бестолково моргая просто отпер дверь и впустил молодого человека.

– Вы – Михаил Романович?

– Я… а вас?

– Очень приятно. Энжел. Покажите машину.

Пауза.

– А, компьютер! – догадался хозяин и засуетился.- Проходите в кабинет! Прямо и налево. Вам чаю? Кофе?

– Можно и кофе когда нет пива.

Энжел вероятно шутил. Он сказал это непринуждённо, так, вскользь. Сам же, не разуваясь и не снимая берета, прошагал в кабинет и, больше не задавая вопросов, занялся компьютером. Михал Романыч, вконец ошарашенный, поплёлся на кухню ставить чайник.

Уже перед мойкой, когда закрывал кран, в голову пришла неприятная мысль – а вдруг это налёт? Этакий новый вид грабежа? Продвинутый. Высокотехнологичный. Нет.

Бред. Это не налёт. Это старческая шизофрения. Сейчас он зайдёт в кабинет, а там нет никакого Энжела. Зашёл. Энжел есть. Копается в компе.

– У вас модема нет.- Статистически поставил диагноз молодой человек, словно пригвоздил к позорному столбу.

– Я знаю.- Развёл руками хозяин безмодемного компьютера.