Клубок со змеями

На секунду я остановился, перестав месить ногами песок, и вновь поразмыслил над этой идеей. Но затем в голове, в очередной раз, возникли образы нищего ремесленника, ютящегося в старой глиняной хижине на полуистлевшей циновке в пыльном углу. Ремесленника, у которого ничего нет, кроме набедренной повязки, порванной грязной рубахи, котелка для похлебки, да горшка для дерьма. Я перевел взгляд на перстни, переливающиеся серебром в лунном свете, и мысль о том, чтобы сдать разбойников стражам каравана больше не посещала меня. Ни в эту ночь, ни в последующие.

11

Когда небо на востоке подернулось предрассветной дымкой, я решил, что пора отправляться в путь. Последние несколько часов просидел в палатке, борясь со сном и нетерпеливо дожидаясь рассвета. И вот, хвала Мардуку, он настает.

Гиены так и не появились. Видимо, решили не связываться с безумной обезьяной, размахивающей острой палкой.

— Бастет, — негромко позвал я, — пора в путь.

— Рассвет? — послышался хриплый ото сна голос.

— Да.

Она села, грациозно потягиваясь.

«Дикая кошка».

— Так, кто такой Анубис?

— Амон-Ра, пусть этот человек заткнется, — простонала Бастет, протирая лицо руками.

Я усмехнулся:

— Тебе так сложно утолить мое любопытство?

— А тебе, видимо, так сложно не задавать лишних вопросов? — жестко парировала она.

Я натянул обезоруживающую улыбку, но она осталась безответной:

— Отвечать на мои вопросы в твоих же интересах. Ведь я должен предстать перед хозяином каравана не как глупый невежда, а произвести впечатление знатного вельможи, торгующего со многими народами. И будет весьма глупо, если я не смогу назвать никого, кроме Мардука с Шамашем.

— Я и так много тебе рассказала. А вот в ответ не услышала ничего.

— А тебе и не нужно. Ты рабыня. Достаточно знать только то, что я твой хозяин и купил тебя на рабовладельческом рынке в Фивах несколько лет назад.

Я увидел, как побледнело от ярости ее лицо, и поспешно добавил:

— Якобы.

Она встала:

— Ладно, но не будем тратить зря время на болтовню. Поговорим в пути.

Я кивнул, став свертывать циновки. Бастет же, забрав накидки, вышла наружу.

— Анубис — бог царства мертвых, — услышал я ее голос, — страж весов.

— Весов? — спросил я, подбирая кувшин и выходя из палатки.

— Да.

— Каких весов?

— На одну чашу кладут твое сердце, а на другую перо. Если ты вел праведную жизнь, то сердце будет весить, словно перо. Если же нет, то оно будет тяжелее.

— И что тогда?

Бастет забрала у меня циновки и положила в тюки:

— Тебя сожрет Ам-мут.

— Ам-мут?

— Пожирательница, — Бастет посмотрела мне прямо в глаза и сказала тоном, от которого мне стало не по себе, — Поглотительница смерти, чудовище с телом бегемота, львиными лапами и пастью крокодила, обитающая в Дуате.

— А Дуат это…

— Загробный мир.

«А эта Ам-мут будет пострашнее Пазузу» — подумал я, а вслух произнес, выдавив из себя улыбку:

— Похоже, нам уготована учесть быть съеденными Пожирательницей. То, что мы делаем, нельзя назвать праведным поступком.

Бастет улыбнулась в ответ:

— Да, наверное.

— И тебя это не пугает?

Она пожала плечами:

— Я боюсь гиен, а не крокодилов. А ты?

— Бочку, — тут же ответил я, скорее пытаясь перевести разговор немного в другое русло.

Бастет, складывавшая в это время палатку, обернулась и уставилась на меня, выпучив глаза:

— Чего?

Ее реакция была настолько забавной, что на этот раз я не смог удержаться от смеха:

— Я не хочу, чтобы Азамат посадил меня в бочку.

К моему удивлению, она рассмеялась в ответ. Напряжение спало.

— А-а-а, ты про это, — сказала она, сворачивая палатку, — да, участь незавидная. Уж лучше быть съеденным Ам-мут. Так хотя бы быстрее.

— Да, — задумчиво согласился я.

Мы уже оседлали верблюдов, когда я спросил:

— Ты еще упоминала Осириса и Амон-Ра.

— Посмотри на восток и увидишь.

Я устремил взор на восходящее светило, показавшееся над горизонтом.

— Боги солнца?

— Ага.

— Сразу два?

— Не спрашивай. Сама не знаю.

И я не стал. По тону Бастет было ясно, что она и вправду не ведает ответа.

Верблюды нехотя двинулись в путь, покидая место нашей стоянки. Следы от палатки и циновок еще виднелись на примятом песке, но скоро вновь усилившийся ветер распрямит желтый покров, не оставив ничего, что могло бы напоминать о нашем присутствии.

Какое-то время мы ехали молча.

Потом Бастет спросила:

— Про себя рассказать не хочешь?

— Не думаю, что тебе это будет интересно.

— Ехать молча еще хуже.

— Вчерашний день мы только и делали, что проводили, молча, и ты не жаловалась.

— Вчера было вчера.

Я удивленно вскинул брови:

— Я и не подозревал, что в тебе скрывается мудрец.

Она рассмеялась:

— Ну, ты плохо меня знаешь.

— Надеюсь, узнаю поближе.

Бастет оборвала смех и посмотрела на меня серьезным взглядом:

— Посмотрим.

Наступила непродолжительная пауза, которую нарушил я:

— Я был простым ремесленником, жившим на окраине Вавилона. Строил глиняные хижины. Чинил мебель вельможам.

— Вавилон, — мечтательно протянула Бастет, — я слышала про этот великий город… его красоты и роскошь. Но никогда не доводилось увидеть собственными глазами.