– Будь ты тем, за кого ты себя выдаешь, через все забрало тянулась бы царапина, которую ты получил во время схватки в темноте несколько месяцев назад. На твоем же шлеме нет ни единой царапинки. Более того, он совершенно новый. Давай, сними его, хочу взглянуть, кто под ним прячется. Да поживее, а не то я устал держать в руках заряженный лук! Стрела в нем так и просится на свободу.
Пожав плечами, Марк отстегнул на шлеме застежки и, бросив его на землю, посмотрел Грумо в глаза. Бандит растерянно нахмурился:
– Ты? Но ведь я сломал тебе челюсть…
Трибул с легкой улыбкой покачал головой:
– Согласен, это был хороший удар, но ты с ним немного запоздал. Я успел слегка отклониться в сторону, и в результате отделался легким сотрясением и синяком размером с яблоко.
Грумо сделал шаг вперед и снова нацелил лук Марку в лицо. Он явно задался целью лишить его жизни.
– И тебе хватило глупости вернуться сюда. Я ведь говорил Обдурону, что тебя ни в коем случае нельзя отпускать. Но ему вечно нужно устроить целое представление! Ему, видите ли, непременно надо передать весточку в город!
Центурион поднял руки и, быстро покосившись на алтарь, отступил назад. Араб все еще сидел позади каменной плиты, охваченный горем, и Грумо не видел его. Проводник как будто окаменел, тупо глядя на пояс и пустые ножны, которые сжимал в руках.
Стоило Марку попятиться назад, как Грумо, наоборот, шагнул вперед. Так продолжалось до тех пор, пока Трибул едва не коснулся бедром угла алтаря.
– Можешь пятиться сколько угодно. Все равно я выпущу в тебя стрелу, после чего положу на этот алтарь и подарю твою жизнь богине, – заявил подручный Обдурона.
Марк отступил еще на шаг, моля Митру, чтобы Грумо не сорвался.
– Как и жизни всех до меня? – спросил он. – Уж лучше убей сразу!
Его противник хрипло рассмеялся и шагнул вперед, целясь центуриону в бедро.
– Испугался? То-то же, совсем как те болваны, что побывали здесь раньше! Нет, я выпущу стрелу тебе в ногу, чтобы ты не убежал, и перережу горло, чтобы твоя жизнь вытекала на алтарь. Из тебя выйдет отличная жертва богине. Еще один нечестивец, которого ждет ее возмездие в ином мире. Представляю, как она преследует таких, как ты, по бесконечному лесу с хлыстом и луком в руках, как терзает тебя таким же образом, как римляне терзали нас. Впрочем, скоро ты и сам узнаешь, что происходит по ту сторону жертвенного камня.
С этими словами Грумо до упора натянул тетиву, готовый выпустить стрелу в бедро Марку. Тот сделал вид, что споткнулся, упал на землю и на четвереньках отполз назад. Нарочито громко, чтобы его мог слышать Араб, он произнес:
– Но ведь они не все нечестивцы! Например, сын охотника, он ведь не совершил ни единого преступления против Ардуины!
Грумо шагнул еще ближе. Железный наконечник стрелы двигался из стороны в сторону, как будто подыскивал удобную точку на теле жертвы.
– Ардуина требует крови! Любой крови! – выкрикнул лучник. – Римская, тунгрийская – ей безразлично, главное, чтобы кровь пролилась из живого тела, годного для подношения. Да, сын охотника был ее последователем. Лучшую жертву невоз…
При этих словах Араб стряхнул с себя оцепенение. С невнятным воплем он выскочил из-за алтаря и запрыгнул на каменную плиту. Слова Грумо пробили панцирь скорби, и теперь все его естество было объято яростью. Грумо резко развернулся и машинально выпустил в охотника стрелу, но Араб со звериным оскалом уже бросился на него. Стрела же пропела рядом с его ухом. Запрыгнув на плечи бандиту, проводник обвил его за талию крепкими ногами. Пальцами левой руки он впился Грумо в глаза и оттянул его голову назад. Издав вопль боли, тот выпустил лук и вскинул руки, пытаясь сбросить с себя нападавшего. С криком «Ардуина!» Араб занес правую руку, в которой сжимал нож сына. Железное лезвие к тому времени успело покрыться пятнами ржавчины, но все равно было по-прежнему острым и могло легко пронзить плоть. И оно пронзило. Покрытое охристыми пятнами лезвие вошло Грумо в шею, разбудив фонтан крови. Грумо содрогнулся, а Араб, соскочив с раненого бандита, вскинул руку в упреждающем жесте, видя, что Марк схватился за меч.
– Оставь его! Пусть умирает точно так же, как мой сын, когда его отправили к богине!
Римлянин кивнул и вернул в ножны меч, а затем поднял лук и поправил стрелу. Грумо лежал на земле, беззвучно открывая рот. Дыхание вырывалось из его груди булькающими хрипами. Араб стал рядом с Марком и, злобно посмотрев на умирающего, пнул его в бок ногой, привлекая к себе его внимание. Голос его по-прежнему срывался от горя, но слова, которые он произнес, звенели сталью:
– Когда ты умрешь, я раскромсаю тебя на куски, которые затем брошу в лесу кабанам. Все, кроме головы. Ее я оставлю себе, чтобы никто никогда не мог воссоединить ее с твоим телом. И покуда я жив, ты будешь ждать в загробном мире своего перерождения. Ждать тщетно.
Марк кивнул и похлопал его по плечу.
– В таком случае побудь здесь, на тот случай, если появится кто-то еще, – сказал он и протянул Арабу лук. – Я же пойду посмотрю – вдруг найду еще что-нибудь интересное.