Клык леопарда

– Плесневелое зерно? Именно, центурион! Я знал, что у тебя зоркий глаз. Подозреваю, что прокуратор принуждает земледельцев поставлять ему негодное в пищу зерно, за которое платит им малую часть цены, причитающейся за качественное. Давай посмотрим правде в глаза: даже десятая часть рыночной цены лучше, чем ничего, за зерно, которое, по-хорошему, нужно уничтожить. Альбан под тем или иным предлогом «облагораживает» его, говоря, мол, это фуражное зерно или вроде того, но я готов спорить на что угодно, что затем он подмешивает его к качественному. Даже если к сотне мешков с хорошим зерном он добавит лишь парочку мешков с плесневелым, он кладет девяносто долей стоимости двух мешков с годным зерном себе в карман. На первый взгляд – подумаешь, какая мелочь! Но если сложить все мешки за год, картина получается иная. – Квинт вытащил из стола свиток и передал его Марку. – Обрати внимание на количество. Мы ежегодно отправляем легионам шестьсот тысяч мешков с зерном. В среднем восемьдесят подвод в день. Если ему хватает ума ограничиться лишь парой процентов, двумя мешками с плесневелым зерном в каждой сотне, что, согласись, вряд ли вызовет подозрения, то при цене четыре денария за мешок зерна он все равно имеет более тысячи денариев в год. Это десять тысяч золотом, центурион! Вычти из этой суммы гроши, которые он платит за негодный продукт, а также взятки, какие он дает нужным людям за молчание, и я готов спорить, что он все равно имеет от шести до семи тысяч золотом в год и, главное, никаких налогов! Он же сидит здесь уже больше двух лет. Два года таких доходов – и, вернувшись в Рим, можно купить все, чего душа пожелает, начиная с места в сенате. Как ты понимаешь, это идеальное преступление «без жертв». Никто ничего не теряет, если, конечно, не считать императора, ведь зерно из этой провинции, а также галльских провинций к югу отсюда достается ему почти бесплатно. Это своего рода крошечный налог за то, что мы оберегаем их от набегов германских варваров, обитающих по ту сторону Ренуса. У прокуратора лишь две проблемы – я, а теперь и ты.

Факелы были давно зажжены, а знакомые лица уже раскраснелись от выпитого пива, когда в низкие двери трактира в юго-западной части города, прихрамывая, вошли двое в грубых солдатских туниках. Один едва ступал на ноги, а второй опирался на костыль. Все тотчас повернули головы в их сторону. Однако лица этих двоих, когда они окинули взглядом зал, остались бесстрастными. Куда красноречивее были длинные военные кинжалы, висевшие на кожаных ремнях рядом с толстыми кошельками.

Одежда вошедших была проста, но практична – плотная шерсть, грубо заштопанная там, где успела износиться. Их лица и руки были сплошь в шрамах, а ладони – в мозолях, натертых за десятилетие службы. Железные рукоятки кинжалов были начищены до блеска и сверкали в тусклом свете едва ли не серебром, как будто нарочно предупреждая любого подумать дважды, прежде чем лезть в драку.

Вошедшие жестом заказали два пива, для убедительности показав хозяину заведения монету. Тот, что помоложе, помог старшему товарищу сесть и приставил его костыль к стене. Ярко накрашенная служанка в тунике с нарочито низким вырезом, обнажающим почти детскую грудь, поставила на грязноватый, весь в царапинах и пятнах, стол кружки и, взяв монету, вопросительно посмотрела сначала на одного посетителя, а затем на другого, явно озадаченная тем, что никто из них не проявил никакого интереса к столь откровенно демонстрируемым женским прелестям. Осуждающе покачав головой, она с вызовом встала перед ними, уперев руки в боки.

– Смотрю, вы двое не по женской части? Ничего страшного, наверху есть парочка мальчишек, если…

Солдат помоложе поднял руку, и служанка тотчас умолкла. Он же сделал глоток и, ощущая на себе пристальные взгляды посетителей, довольно вздохнул.

– Лучшее пиво за день. – Он покачал головой и с улыбкой посмотрел на девушку. Та все же дулась, до глубины души оскорбленная их равнодушием. – Не обижайся, милашка, но когда я ищу себе женщину на ночь, я предпочитаю иметь дело с особами чуть более зрелыми. Ты же для меня слишком юная и свежая. – Незнакомец снова поднял руку, упреждая очередное предложение. – Знаю, наверху найдутся красотки «постарше», но, опять-таки, без обид: возможно, они не в моем вкусе. Мы просто посидим здесь и выпьем пива, и какой-нибудь приятный мужчина подскажет нам, где мы сможем найти себе женское общество, более подходящее нам по возрасту. Или, в случае моего сослуживца, – лукаво оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что его слушают, он указал на товарища, – ярко раскрашенную шлюху с сиськами размером с коровье вымя и задницей тяжеловоза, которая долбится, что твоя баллиста, а сосет член как греческий матрос после недели в море.

После этих слов служанка под всеобщие смешки с оскорбленным видом направилась прочь. Старший из солдат поднял в шутливом салюте кружку и негромко, но отчетливо прорычал: