Клык на холодец

– Когда денег нет – это плохо. – не стал спорить Чекист. – Только, поправьте, если ошибаюсь: вы хотите, чтобы мы вписались за дру…

Яцек хлопнул ладонью по столу так, что блюдца со сладостями подпрыгнули.

– Вот видишь, уважаемый… – наставительно заметил дядя Рубик. – Твой друг хорошо всё понял, но лишних слов говорить не стал. И правильно, мало ли кто услышит? Стены здесь – сам видишь…

И постучал согнутым пальцем по фанере. Для этого не пришлось даже вставать – габаритами помещение мало отличалось от кухонь в панельных пятиэтажках.

– Вот зачем так торопишься, а? Сидим, чай пьём, назук кюшаем, беседуем. Эх, молодёжь… Фрунзик-джан, чай уже холодный, да? Нэпорядок…

В клетушку прошмыгнул чернявый пацанёнок. Водрузил на стол новый чайник и, чуть помявшись, произнёс, обращаясь к Кубику-Рубику:

– Кнэрэс, папикэ, байц ми тэ кэз чи цавум эм айд марджанц?[5]

Старик вспыхнул и гневно свёл брови:

– Сколько раз было велено – говорить на языке гостя! Амачир![6]

Фрунзик покраснел, потупился и растворился вместе с остывшим чайником.

– Извините малчика, пажалуйста, он нэмножко глупый ещё, маладой патаму шта.

Чекист кинул взгляд на Яцека – тот немного понимал по- армянски. Яцек кивнул:

– Дети иногда говорят правду. У русских даже пословица есть про истину устами младенца. Вы, варпет Рубик, прямо скажите – что от нас требуется?

– Прямо – не прямо… канэчно скажу, как же иначе…. – владелец «СТАРЬЁ БИРЁМ» снова занервничал. – Тут вот как получилось: один человек – нэхороший человек, дурной – у клиента моего ценную вещь украл. И мало того, что украл – доверие обманул, предал? А так разве можно?

Собеседники терпеливо ждали продолжения.

– Есть подозрение, что он нэподалёку от Речвокзала прячется и занимается скверными вещами. Надо его… как бы это… Разъяснить. – Мы по мокрому не работаем. – жёстко сказал Яцек, снова прижав под столом ногу Чекиста. Поляк знал своего командира – тот сгоряча мог и согласиться. А слово не воробей.

– Что такое говоришь, уважаемый! – Рубик всплеснул руками – Разве я мог такое предложить харошим людям?! Надо только отыскать его, присмотрэться – как живёт, чем дышит, какие планы!

«Партизаны» переглянулись.

– Это, варпет Рубик, совсем другой коленкор. – осторожно заговорил Яцек. – Только один момент: сам знаешь, особенные люди эти твои… клиенты. А уж тот, кто рискнул их предать – вдвойне особенный. Значит, и дело будет особенное. Непростое дело, сам же сказал, да?

Армянин кивнул. Физиономия его сделалась кислой – он догадывался, что сейчас последует.

– А раз так, то и вознаграждение должно соответствовать. Короче, берёмся, но тебе мы больше ничего не должны. Идёт?

– И наличными три… нет, пять штук! – неожиданно встрял Чекист. – А то мы поиздержались, пока торчали на Речвокзале, в долги влезли. Жрачки, опять же, прикупить, патронов… заказчику твоему, уважаемый, поскорее ведь надо, так?

Рубик крякнул, покачал головой и набрал в грудь воздуха. Предстоял Большой Торг.

* * *

В Лесу не хватает открытого пространства. Повсюду гигантские деревья, лианы, кустарник и прочая гротескно-величественная флора, повылезавшая из земли в дни Зелёного Прилива. Потому и ценятся редкие клочки земли, не тронутые вездесущим агрессором. На них можно поставить хижину, срубить избу, расчистить клочок земли под посевы или огороды, не опасаясь, что в один прекрасный день всё это рукотворное благолепие порушит вырвавшийся из-под земли росток – из тех, что способны в считанные часы вымахать вчетверо выше руин многоэтажки. А если клочок земли достаточно велик – можно даже основать поселение и сесть крепко, на долгие годы.

По странному капризу Леса, «свободные» участки располагались, как правило, в бывших парках или скверах. Да и почва подходящая – не то, что нашпигованное обломками кирпича, бетона и арматуры внутриквартальное пространство. Потому и стекался туда фермерский люд, и возникали общины. Случались, конечно, исключения: например, на Добрынинке, где хозяйничал знаменитый Ваха Исрапилов, отродясь не было никакого сквера. Но исключение, как известно, только подтверждает правило.

Вблизи метро «Речной вокзал» неведомая прихоть Леса начертила на карте мегаполиса длинный овал, вытянутый между Ленинградским шоссе и улицей Лавочкина. Дальним, восточным концом этот овал накрыл каскад прудов вместе с дамбами, искусственным островком и футбольным полем. За тридцать лет парк зарос, но не чрезмерно – кое-где угадывались даже бывшие аллеи. А ещё – здесь не было древесных титанов, обычных в любом районе Леса, только обычные для парка любого московского деревья, с которой ничего не стоит справиться при помощи топора и пилы. Люди и справились, основав поселение, названное в честь парка, «коммуна Дружба».

Почему коммуна – никто точно не знал. Говорили, что это отголосок советского прошлого – когда-то на краю парка располагалось здание райкома КПСС.