Клыкастые страсти

Девушка оказалась незаконной дочерью местного барончика. Но Лизетту это не остановило. Она была голодна и на что-то злилась. Поэтому несчастную просто пусти-ли по кругу в оргии насилия и крови, одновременно кусая и удовлетворяя свои сексуаль-ные желания. Даниэля до сих пор передергивало от отвращения, стоило лишь вспомнить эту мерзость.

Девушка кричала, сопротивлялась, грозила, что отец отомстит за нее… все было напрасно. Но отмщение пришло сейчас.

— Какого … вы стоите!?

Лизетта не говорила, а шипела. Даниэлю казалось — загляни он ей в рот и за клы-ками увидит раздвоенный язык змеи.

— пойдем, — Джулия первая перепрыгнула через перила лестницы — и удачно при-землилась позади одного из монахов. Блеснули перламутром тонкие руки. Монах даже захрипеть не успел, как повалился со сломанной шеей.

Даниэль тоже спрыгнул вниз, но ему так не повезло. Левитацией он не владел, поэтому приземлился почти рядом с одним из солдат. Тот вскрикнул от неожиданности и замахнулся на вампира палашом. Напрасно. Даниэль перехватил руку солдата — и сильно ударил того в лицо. Солдат отлетел на пол со сломанной шеей. Палаш остался в руке у вампира — и Даниэль замахнулся им на следующего противника. Неумело, неловко, но сила вампира и скорость вампира превосходили человеческую.

Удар — и на пол упала отрубленная рука солдата.

— Умри, нечисть! — услышал он сзади. И, не раздумывая, развернулся — и отмах-нулся мечом.

Кровь брызнула прямо в лицо вампиру — а меч внезапно выпал из рук.

— Антуан!?

В умирающем священнике с разрубленным горлом, он внезапно узнал своего младшего брата. Брата, который когда-то посвятил себя Богу.

Брата, с которым он пускал в пруду кораблики и бегал собирать земляни-ку.

Даниэль совсем забыл о времени, став вампиром. Для него прошло совсем немного времени, а для людей — годы. И младший когда-то брат был теперь старше не-го.

Но так же оставался родным и любимым человеком.

— НЕТ! — вырвалось у Даниэля, но было уже поздно. Рана была смертельна. С та-кими не живут больше пары минут. Он лучше умер бы сам, чем поднял руку на брата. Но было поздно. Непростительно поздно. Даже чтобы обратить брата. Ни времени, ни силы…

Но Антуан еще жил. Он поднял руку, попытался перекрестить вампира… в се-рых, как у самого Даниэля глазах мелькнули боль — и — прощение!? Пальцы скользнули по щеке вампира в последнем усилии, на губах мелькнула улыбка, глаза стали грустными и любящими…