Клыки и шерсть

Класс небольшой — в прошлой школе у меня было тридцать человек одноклассников, а здесь же даже двадцати не наберется. В принципе, всех видов поровну — и это хорошо, потому что я рассчитываю научиться общаться не только с людьми, но и с вампирами.

Как удачно, что одна вампирша — как раз та, которая едва не сбила меня с ног — сидит одна. Даже не просто одна — она сидит в ряде с людьми, потому что все остальные вампиры кучкуются в другом конце класса, подальше от окна.

Моему присутствию она явно не рада. Если бы взглядом можно было убивать, то от меня не осталось даже воспоминания. К счастью, на оборотней это не действует.

Пытаюсь рассмотреть ее имя на обложке тетради, но вижу только что-то, напоминающее кардиограмму. Ничего себе, почерк!

Она замечает мой взгляд и хмурится. Вообще кажется, что она плохо себя чувствует — под глазами даже на смуглой коже видны тени, губы бледные и пересохшие. Но пахнет от нее приятно — слабый запах крови перебивается чем-то фруктовым. Обычно вампирский запах ничем не перебить, но этой девушке удалось.

Предложение — точнее, настоятельная просьба преподавателя — застает меня врасплох. Должность больше подходит Леону — он-то любитель все разложить по полочкам и организовать, а я в жизни этим не занимался, но, если мне будет помогать моя соседка….

Внимание преподавателя переходит на Номиру, и глаза девушки становятся совсем больными, а голосе звучит почти ненависть, но она соглашается. На что я подписался? Неужели эта должность такая страшная?

От моего предложения остаться она не восторге. Когда парочка позади нас уходит, Номира — подруга зовет ее «Номи» — смотрит на них как на предателей.

— Ну, рассказывай! — я просто разбрызгиваю вокруг себя энтузиазм.

Вампирша в который раз за день морщится и сухо перечисляет кипу дел, которыми нам придется заниматься. Да…. Леона точно придется привлечь — я не терплю бумагомарательства.

Вот это тебе надо заполнить до следующей недели, — вампирша подвигает ко мне стопку бумаг, которую на краю нашей парты оставил преподаватель. Вот черт! Я думал, это просто черновики, или еще какая-то хрень! Ненавижу бумаги.

— А без этого никак? — спрашиваю слегка дрогнувшим голосом. Само существование этой кипы бумажек ввергает меня в ужас, а перспектива их заполнения…. Спасите-помогите.

Номи сверлит меня тяжелым взглядом, кусая и так закусанные губы, потом резко сгребает кипу бумаг себе в рюкзак:

— Сама заполню. Все, пока.

— Ого, благотворительность! — я встаю вместе с ней. — Что я тебе буду должен?

— Ничего. Отвянь, — девушка пытается оторваться от меня, но я не отстаю, и из школы мы выходим вместе. Леон стоит на крыльце с ее друзьями и своей соседкой по парте, и все вполне мирно о чем-то треплются. Идиллия, не иначе!

— Долго вы, — замечает Леон.

— Чем дольше занимаешься — тем больше удовольствия! — привычно отшучиваюсь я. Пошлые намеки и черный юмор — обычное дело для оборотней и Охотников, а вот вампирша бледнеет.

— Я домой, — мрачно сообщает она подруге — ту вроде зовут Мэр.

— Может, тебя подвезти? — от чистого сердца предлагаю я.

— Обойдусь! — рычит девушка и исчезает быстрее, чем кто-то успевает что-то сказать.

Номира.

Родителей еще нет дома, и это радует несказанно. Мне уже физически плохо: трясет, сердце прыгает где-то в горле, а перед глазами мелькают черные мушки. Успокоительных мне! И побольше!!

Кроме успокоительных закидываюсь еще и обезболивающими — и только теперь могу соображать. Похоже, негласной старостой стану я: пока я перечисляла все, чем занимался Чарли, глаза оборотня стали такими ошалелыми, что я поняла — надо взять часть работы на себя, чтобы все не пошло по одному месту. Заполнение анкет одноклассников — меньшее из зол. В конце концов, я одноклассников пять лет знаю….

Всех, кроме двух. На анкетах Леона и Ханта я ожидаемо забуксовала. Руки чесались написать там какую-нибудь хрень, хотя, по сути, ни один, ни другой мне ничего плохого не сделали. Мое глупое сознание просто не могло простить, что незнакомый оборотень так просто занял место моего парня. Ну, то есть, в должности старосты.

Я пишу глупое влюбленное сообщение Чарльзу и отрубаюсь. Следующие недели грозятся быть тяжелыми — обезболивающими часто закидывать нельзя, чтобы не появилось привыкание, а успокоительные имеют накопительный эффект, надо ждать, пока станет легче

Чарльз не отвечает. Надо терпеть.

К ужину меня будит Алекс — наш домоуправ.

— Родители ожидают вас на ужин, — сообщает мужчина, когда я с трудом открываю глаза, — вы в порядке?

— Да, — я тру глаза, — сейчас спущусь.

Семейный ужин я про себя называю «семейный ужас» — отдельный вид моральной пытки. Надо выглядеть идеально и вести себя также. Натягиваю на себя платье, которое заставляет меня задыхаться, смачиваю волосы, которые постоянно выбиваются даже из вампирских кос, и спускаюсь вниз.

— Здравствуй, дочь, — кивает отец при моем появлении. Я внутренне ежусь:

— Добрый вечер.

— Садись, — у родителей Мэр это слово звучит приглашением, а моих же — приказ. Шаг влево, шаг вправо — расстрел без права на выживание.