Читаем Княгиня Ольга полностью

— Моисей получил завет от Бога и прощение израильскому народу на горе Хорив, на горе Нево Господь показал ему землю обетованную, и так он умер… А когда народ израильский стал завоевывать эту землю обетованную, то царь моавитский призвал Валаама из Пефора на Евфрате, могущественного прорицателя, и построил он семь жертвенников сначала на высотах Бааловых, но не сумел проклясть израильский народ, для чего его пригласил царь моавитян. И тогда хитрый царь привел Валаама на вершину горы Фасги — то есть Нево, где умер Моисей, и попросил с этого места проклясть израильский народ.

— Снова Валаам построил семь жертвенников — и вновь увидел он, что не может проклясть народ Израиля, а может только благословить его. В третий раз привел моавитский царь Валаама на гору, где стоял их идол, и в третий раз не смог Валаам проклясть народ Израиля. Эта гора находилась недалеко от Нево… Вот видите, княгиня, что значит для нашего народа и Нево…

— Но ведь в Палестине была гора, а у нас озеро…

— О, эти хитрые ханаанцы и моавитяне, когда пришли на эти земли, могли назвать озеро уже потом… А гора Нево, возможно, рядом с озером или на одном из островов… Вероятно, по горе на острове и озеро назвали, — сказал Нафан.

И опять подивилась Ольга, насколько занимает его это давнее предание, но вдруг детское воспоминание ее пронзило: они с отцом на лодке, это не ладья, потому что между островов узкие протоки, и жрец показывает отцу небольшой скалистый остров:

— А вот, князь, остров Нево… Там пещеры–святилища…

Взрослые между собой о чем‑то долго говорят, а она видит на берегу этого островка странное дерево, сплошь увешанное кусочками разноцветной ткани.

Лодка подходит ближе, и отец тоже бросает на это дерево огромный расшитый холст…

Нафан увидел, что Ольга чуть прикусила верхнюю губу, и взглянул на нее вопросительно.

— Кажется, я об этом что‑то слышала в детстве, — произнесла княгиня небрежно и почти принудила себя к насмешке: — И вы, достопочтенный Нафан, верите в эти сказки?

— Мы, евреи, всегда заняты настоящим, прошлым и будущим. А вы, славяне, не вспоминаете о прошлом и мало заботитесь о будущем. Впрочем вы, княгиня, — редкое исключение, — добавил он почтительно, повторив то, что говорил в начале беседы.

— Но зачем вам сейчас все эти сказки, пусть и прекрасные? — повторила Ольга, надеясь все‑таки, что он скажет ей правду.

Нафан поднял голову, и Ольга удивилась тому металлическому блеску, каким сияли его голубые глаза.

— Наш пророк и учитель Моисей умер около горы Нево, могила его не разыскана до сих пор, и ханаанцы как наши враги могли знать что‑то. Вы видите, что многие названия городов, вод и гор они перенесли из Палестины сюда…

— Если славяне и впрямь ханаанцы, — заметила Ольга. — У нас нет сказаний об этом.

— Славяне — очень мужественный, смелый, но доверчивый народ… Через ваши земли прошло уже столько племен, что вы не можете помнить предания их всех.

— Но когда я слушал ваши сказки.

Ольга против своего обыкновения перебила его:

— Неужели вы, раввин, знаете наши сказки?

Нафан чуть помедлил с ответом:

— Чтобы узнать народ, среди которого живешь, это просто необходимо. Так делают все мои собратья и соплеменники в других странах, а мы общаемся со всеми и знаем обычаи и чувства своих…

Видимо, Акил давно изнывал под дверью, зная, что все дрова уже догорели, а человеку негоже оставаться без защиты Сварожича.

«Милый Акил… — Ольга почувствовала, как потеплело на сердце. После страшной гибели князя Игоря Ольга мало кому верила. — Не так уж много тех, кто совсем искренне меня любит, — подумала она, — не потому что я княгиня, что могу дарить и изгнать…».

Дверь чуть приоткрылась, и Ольга кивнула головой. Акил мгновенно появился в комнате с небольшими поленьями на руках, будто все это время он там, за дверью, простоял с ними, неслышной походкой приблизился к очагу, уложил их вперекрест и тут же исчез.

Раввин не успел обернуться, а огонь уже вспыхнул без всякого шума. Он покачал головой.

— Приятно иметь такого верного человека! — сказал Нафан.

Он видел и замечал многое. Даже в чужом доме.

— Я хотел бы попасть на остров Валаам в озере Нево и побывать на других островах, княгиня, — неожиданно твердо произнес раввин. — Я знаю, что это трудно, для меня, иноверца и иноземца…

Ольга молчала. Просьба была трудная. И она не была уверена, что ее нужно выполнить. Валаам издавна был островом–святилищем, куда не всех допускали, хотя паломники ехали отовсюду.

Нафан тоже помолчал и сказал твердо:

— Я принес, княгиня, не только перевод послания харезского царя Иосифа в Испанию, но и текст письма, на которое отвечал хазарский царь Иосиф. Вы увидите, что все рассказанное мной совсем не выдумка.

— Благодарю, достопочтимый Нафан, — искренне сказала княгиня. — Я подумаю над вашей просьбой.

В очаге горели яблоневые ветки, и едва уловимый аромат плыл по малой княжеской горнице.

<p>Глава 4</p><p>Послание царя Иосифа</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Рюриковичи

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза