Княгиня Ольга

В Византии Ольга наслышалась рассказов о зверствах иконоборцев, сражавшихся с собственным народом, и поняла, как опасен этот путь и что невозможно выбить силой из голов то, что там засело, разве только сняв вместе с головами… Хотя в Византии не помогло и это. Старое, будто конопля, которая если когда‑нибудь росла на поле, то вырывай ее хоть всю жизнь, все равно кустик то там, то здесь появится. И бесполезно наказывать за это людей — они будут стараться, но ничего сделать не смогут.

Ольга давно уже была одета.

Когда она была занята мыслями, то не позволяла входить к ней и мешать.

Начальник стражи давно уже ждал в горнице перед ее опочивальней.

— Отвези гонца из Хазарии лично, ты сам, — к раввину, — сказала княгиня, пристально на него глядя. Тот покраснел — ему хотелось загладить свою нерасторопность перед Ольгой.

Ольга подумала, что приняла самое верное решение: показать раввину, что княжеская стража все знает и никто не просочится в город без воли княгини, но вместе с тем это должно было напомнить раввину действующий между ними уговор и вынудить его тем самым не только извиниться, но и сообщить то, что он пытался скрыть.

— Хорошо, княгиня, — ответил Акундин. Он был благодарен Ольге, что она не срамила его, не упрекала за то, что уже нельзя было изменить, подумал, как умна княгиня, как силен ее почти мужской характер. Он вспомнил жену, вечно осыпавшую его упреками, и про себя вздохнул с огорчением: «Вот бы ей поучиться у княгини!»

А Ольга, будто угадав мысли начальника стражи, ласково потрепала волосы на его склоненной перед ней голове. Княгиня ценила его верность и усердие и знала, что он всегда старается изо всех сил исполнять свою службу и будет еще старательнее, и обидеть его понапрасну нельзя, чтобы не сделал лишнего сгоряча и со зла. Акундин все еще стоял перед ней на коленях, и Ольга сказала: «Поднимайся и действуй скорее!»

К полудню в малую княжескую горницу, где княгиня любила принимать приятных ей людей, уже прибыл раввин с переводом длинного послания, которое вез хазарский гонец в Испанию. Раввин посадил нескольких ученых людей, и те быстро перевели для Ольги то, что писал хазарский царь Иосиф своему соплеменнику в далекую страну.

— О, я знала достопочтимый Нафан, — сказала княгиня, — что между нами не может быть недоразумений. Мы ведь оба заинтересованы в том, чтобы их не было.

Глава 5 Письмо еврейского сановника Хасдая Ибн–Шафута к хазарскому царю Иосифу в X веке

Письмо Хасдая, сына Исаака — да будет слава его местом его покоя — к царю хазар.

О, облеченное в венец, отдаленное царство племени властелинов!

Да будет милость Господня и покой среди всех его правителей и его многочисленного войска!

Да будет счастье покровом для его местопребывания, его праздников и праздничных собраний!

Полчища его войск и щиты его богатырей да будут могучи благодаря чудесной силе!

Кони его колесниц и его всадники да не отступают назад с подавленным духом!

Стрелы его стрелков и невыносимо тяжелые острия его копий пусть пронзают, к увеличению бед, сердца врагов моего господина, царя! Воины их да получают спасение и возвращаются из страшной страны!

Душа моя изливается в желании видеть это, счастлив глаз, который видит: выход царя в день сражения, подобно солнцу, взошедшему и дивно сияющему. Его полчища несутся, как молнии, двое на мириаду, один на сотню.

Противников своих давит, как давит нагруженная телега.

Вспоминаю знамения древних времен и упиваюсь ожесточением и возмущением: когда Израиль пребывал в полном счастье и неизменно пользовался покоем, он был поистине отличаем Богом и вот теперь рассеян во все стороны и края, солнце палит его и жжет, и покоя он не находит.

Полного искупления он не получил, и время освобождения на волю не приходит.

Он сломан как раб, у которого пробито ухо[23], и на свободу не выходит.

Длятся времена, тянутся дни, а чуда избавления не видно. Прекратились видения и пророки, не заметна сила Божия и ее явления.

К Богу, моей помощи, я простираю руки с жаждущей душой.

Чтобы он из земли запустения собрал разбросанных по всем сторонам, рассеянных по краям земли.

Чтобы скорбящие о сроке, излили Богу свою радость, говоря: «Время, которого мы ждали, вот пришло».