Княгиня Ольга

Внучата находились теперь под ее неустанным попечительством, и неусыпная распорядительность княгини Ольги не знала перерывов. А уж сколько носочков и варежек она им навязала — не счесть… Держа в руках костяной крючок, прибавляя к петле петлю, тянула нить клубка, и неожиданные видения детства и рассказы в нем неожиданно возникали, будто из шерсти ткались.

В Киеве княгиня Ольга почти не вспоминала то, что знала от бабки–жрицы. Видимо, все это в ней всколыхнули сказки Порсенны.

Вьется нить, ее подхватывает крючок, и слышится голос давний, любимый.

— Давно–давно, еще когда не накрыли землю Большие воды («Потоп, значит», — догадывается теперь княгиня Ольга) пришли в наши края два брата — Рус и Словен — и пришли к озеру и назвали его Ильмером–Ильменем, а речку, в него впадающую, — Порусью. А жену Руса звали Полистою, и назвали другую речку ее именем — Полистою. Рус основал здесь город Руссу, это самый первый город на Руси. Словен же основал тоже город Словенск Великий, а речку назвал Волховой, потому что его жену звали Волхова. В Руси били ключи из земли соляные, и было это великим благом, а в Ильмене и Словенске Великом ловили рыбу и солили ее солью, из тех ключей выпаренной.

Потом пришли враги, осадили города, разрушили их. Внуки Руса отстроили все на прежнем месте, внуки же Словена перенесли на берега Волховы, из озера вытекающей, и назвали его Новый Город, Новгород.

«Нужно все это рассказать Олежку и Ярику, — думает княгиня Ольга про себя, — а еще Порсенне — непременно, может быть, он не знает. И тут же сама себе улыбнулась. — Это не противоречит его басне про царевича Руса из Трои».

Клубок крутился в берестяной корзиночке, сплетенной столь плотно, что из нее не вылилось бы ни капли молока, если бы пришла охота его налить…

Бабкин голос слышался явственно, виделись волосы ее седые, что всегда норовили выбиться из‑под платка.

— Как назывался соляной ключ в Руссе? — Да, да, Соленый Студенец, она была там с отцом…

В озеро Ильмень впадает речка Руса, и озеро называли часто Русским морем, поэтому и русских стали звать русскими… Море Русское или море Славянское, озеро Ильмень…

День клонился уже к вечеру, и краткий отдых, который позволила себе княгиня Ольга, был неожиданно нарушен.

За дверью возник легкий шум, ей показалось даже, что возня.

Княгиня Ольга подняла голову и неожиданно увидела бледное лицо и растрепанные волосы Марины.

Она вошла беззвучно в ее горницу без позволения… За ее плечом стоял гневный Акила. Ольга сделала ему движение рукой. Он исчез.

Молча смотрела княгиня на свою невестку.

Та подошла медленнее, чем могла бы это сделать молодая женщина, и опустилась перед ней на колени, низко опустив голову.

Княгиня Ольга воткнула крючок в клубок. Образ бабки сразу истаял, будто его и не было. Ее обступила жизнь, и в полной тишине ей показалось, что она слышит, как бьется сердце Марины.

— Что с тобой, моя девочка? — сказала наконец княгиня Ольга. И услышала сдавленные рыдания. Марина не могла вымолвить ни слова. Никогда еще княгиня не видела ее в таком состоянии. Она гладила ее по голове, а та рыдала и рыдала. Ольга подняла ее с колен и усадила на свое кресло, заботливо застланное мягкой заячьей шкуркой, а сама встала рядом с креслом и притянула голову Марины к себе.

— Кто тебя обидел? — произнесла она неосторожно, но эти слова вызвали только новый приступ рыданий.

Наконец рыдания Затихли, и Марина вымолвила:

— Малуша тяжелая, она понесла от князя Святослава… А еще… еще… он привез себе болгарку…

— Какую болгарку? Что ты придумала? — как всегда, владея собой, сказала княгиня Ольга.

«Вот оно что! — невольно пронеслось у нее в голове, и относилось это уже к сыну. Да, она почувствовала, что князь Святослав слишком увлечен своими военными приготовлениями, часто выезжает в окрестные города, долго был в Чернигове. Однако, радуясь его возвращению, она не позволяла себе сетовать на него, упрекать — пусть и про себя… — Как же я все это упустила?! — словно крикнула беззвучно княгиня Ольга, но внешне только опытный глаз мог бы заметить ее внезапную бледность, разлившуюся по лицу. Да голос стал тише. — Вот оно что! — опять будто вихрь охватил ее и внезапно породил вопросы: «Неужели никто не знал?! Неужели никто ничего не ведал? Где же вездесущий грек Валег? Почему нянька…»

Княгиня Ольга была так поражена, что на мгновение как будто перестала слышать голос Марины. В ушах у нее возник легкий шум и треск, будто разряды молнии, — и наступила внезапная тишина и пустота.

Княгиня Ольга покачнулась и села на скамью, но Марина ничего не замечала, будто потеряв себя, и когда княгиня Ольга вновь услышала звуки, первыми были опять рыдания Марины…