Княгине Ольге в отдалении почудился какой‑то плач или крики, но шум приближался к терему… Становился все слышнее. Аноза–Фарид наклонил голову набок, выставив вверх правое ухо.
— Чуется что‑то недоброе, — сказал маг.
Топот ног, лязг оружия — ив дверях показался начальник киевской стражи.
— Порсенна убит! Неизвестными! Они пронзили его копьем и скрылись… Совсем недалеко от Киева…
Княгиня Ольга закрыла лицо руками, по ним струились слезы…
Глава 24
Болгарский царевич Боян
Порсенну похоронили в Варяжских пещерах. Похоронами распоряжался сам князь Святослав. Для погребения нашли у покойного дома этрусские башмаки с загнутыми вверх носами, этрусское ЗЕРКАЛО с триадой богов — Тином, Менрвой и Уни. Уни покровительствовала царской власти, Менрва — богиня материнства и рожениц.
— Ваша Макошь, — говорил всегда Порсенна, — защитница городов, горожан–ремесленников и ремесел, с копьем в руке…
Это зеркало Святослав помнил с детства…
У Тина в руках было три пучка молний — предостережения людям он посылал этими молниями, потом, если они продолжали гневить его, он советовался с другими 12 богами и, только получив их разрешение, посылал молнии карающие…
— Как у вас на Руси, — говорил Порсенна, — совет князей.
Этруску вытесали гроб из известняковой глыбы и положили с ним зеркало…
Святослав долго держал его прежде в руках. Голос учителя слышался ему и сейчас: «Никогда не карай без предупреждения!»
Вот Святослав даже и врагов своих извещал: «Иду на вы»…
В маленькой пещерке по углам поставили этрусские вазы, с которыми Порсенна приехал на Русь, внесли гроб…
Святослав в детстве звал его Апа — по–этрусски Папа… Отец… Когда Порсенна находил слово, звучавшее близко этрусскому языку, он радовался как ребенок, и это Святослава забавляло. «Жива» у этрусков означало смерть… Это сейчас вспомнил Святослав: — Жива… Апа…
«Этруски называли себя Расна, — кричал Порсенна и хлопал в ладоши, к радости мальчика, — а Расна — это есть Русь…»
Неожиданно для самого себя Святослав, прежде чем положить Порсенне зеркало, прижал его к губам, вспомнив как говорил старик: «Мой мальчик, никогда не позволяй глумиться над родными богами»…
Вход в пещерку заложили огромными известняковыми глыбами и замуровали.
Княгиня не смогла его проводить… Она заболела тяжело сразу после того, как услышала о смерти Порсенны.
У нее был сильный жар, и ей чудились все несчастья, какие могли случиться со Святославом, Малушей, Мариной, детьми… Малуша была при ней неотлучно, и едва княгиня открывала глаза, она видела склоненное лицо ее и полные тревоги глаза. И нянька была рядом, сменяла повязки на лбу, намачивая их в каких‑то травяных настоях.
Как‑то у Ольги мелькнуло: «А где же Валег?»
Но спросить не было сил… Она вспоминала свою беседу с Анозой–Фаридом, вспомнила то, как ей было тяжко томило какое‑то предчувствие беды и боли надвигающейся… И слова Порсенны при прощании не выходили из головы — поднимались и опускались словно волны. Но волны — где? Или на родине, на Псковском озере… или на Днепре… или у Царьграда в море, когда подплывали на ладьях…
Эти волны постоянно тревожили, хотелось вспомнить — где — где? — та острая опасность, о которой говорил Порсенна при прощании. Но все проваливалось в мелкую зыбь, рябило перед глазами… Выплывали огненные шары или крутились ромашки… Ромашки… да еще васильки… золотая чашка Гелоны…
А еще было видение золотого дерева во дворце в Константинополе и поющих на нем золотых и серебряных птиц… Одна из них слетела на голову и когтями и клювом стала разрывать ее… вырвала волосы… Княгиня Ольга очнулась от звука собственного голоса, когда закричала…
Ей вдруг начинало казаться, что она на берегу незамерзающего соляного озера в Руссе, пар подымается от воды, а она в красных сапожках стоит на берегу с отцом. Они были там ранней–ранней весной. И смотрели еще, как на Волхове рыбаки идут в воду в кожаных портах, делают заколы в маленьких речушках и озерках, вбивают поперек течения два ряда кольев, между ними лучину — тонкие дощечки, поднимающиеся над водой.
Рыбаки ждут, когда вода спадает, а рыба останется внутри… Сколько прошло десятилетий, но никогда Ольга не вспоминала этого в таких подробностях, что живо виделись ей сейчас.
«Значит, выздоравливаю», — подумала она.
Река Волхов не замерзает… А здесь в Киеве бывают такие суровые зимы… Мучительно было вспоминать Псков. Он так красив и стоит на холмах, а сколько рек до Талабска озера…