Княгиня Ольга

Ей хотелось пересчитать все, но не получалось… Псковское озеро псковичи называют Талабско… А реки… Реки Ворона, Гладышня, Средняя, Выкупка, Ертовка, Скоруха… Больше не помнила. «А ветры? — будто кто‑то спрашивал у нее, и она послушно отвечала: — Сиверик, Кучерявый — как подует, то вода курчавая. А еще? Еще Мокряк — от него всегда дождь идет, Полуденник, Поперечень, Чухонский. А на озере островов полно — Талабско, Таловенец, Верхний, Ражитиц… А в озере рыба — соболек, снетки, ершики… И на берегу печи стоят, где рыбу сушат, печи стоят в домовинах, рыбу ссыпают в корыта и в печь… А здесь никто и не знает рыбку такую — снеток, маленькую, но вкусную…» А Ольга родилась в селении Лыбуты, потом его прозвали Выбуты…

Когда охотники идут осенью на зайцев и лис, то даже ребяткам малым нельзя произнести эти слова — «заяц», «лиса»… Охотники вернутся. Между собой они опасливо на зайца говорят — кривень, а на лису — хвостуха… Чуткие уши зверей услышат слова, имена свои они знают, вот и не пойдут в ту сторону… Себя же называют только ловцами, не охотниками.

Что только не лезет в голову, когда лежишь без движения и действия! Прошлое вдруг заполоняет все настоящее. Может быть, чтобы унять страх за будущее?

И рыбаков и охотников княгиня Ольга, кажется, не вспоминала всю свою киевскую жизнь, а вот, подишь ты… Выскочили откуда‑то, значит, все хранится. А зачем?

Самым большим желанием ее было произнести всю молитву Господню, от начала до конца, она напрягала все свои силы, но это не выходило: начинала, потом словно выплывали огненные шары, и ее уносило на волнах ряби. Войны, волны шли одна за другой, она пыталась вынырнуть из‑под них…

Отче Наш, иже еси на небесах,
Да святится имя Твое,
Да приидет царствие Твое,
Да будет воля Твоя….
Акы на небеси и на земли.
Хлеб наш бытный дай же нам на всяк день
И остави нам долги наша…

«Всяк день — днесь», — говорила себе княгиня Ольга. И опять начинала повторять молитву. Это успокаивало и приводило в чувство, и страхи, от которых дрожала душа, отступали. Потом она проваливалась, и страхи подступали снова.

Однажды княгиня открыла глаза, ясно увидела няньку, сидящую у ложа, и удивилась странному выражению ее лица: оно потемнело, как‑то уменьшилось сузилось… Нянька мгновенно и радостно воскликнула:

— Наконец‑то! Я уж и не чаяла тебя дождаться…

— А что, меня долго не было? — удивленно произнесла княгиня.

— Долго, долго, родная моя, — ответила нянька.

— Порсенну похоронили? — спросила княгиня Ольга.

— Похоронили, похоронили, беднягу, — проговорила нянька.

— А где Малуша? Я все ночи ее видела, — сказала княгиня.

— Пошла передохнуть немножко, устала она. — Нянька опустила глаза.

— Если меня долго не было, то у вас произошло много событий? — спросила Ольга, и нянька улыбнулась: это был уже разговор княгини.

Ольга не могла рассказать няньке о пережитом ею во время болезни видении. Царьградская птица ей привиделась не зря.

Во время первого своего посещения Царьграда она была потрясена кипевшими в столице империи рассказами и слухами, исходящими от очевидцев недавней смерти Феодоры Царьградской, скончавшейся в 940 году в преклонном возрасте в своем доме. Она давно овдовела и вела подвижническую жизнь христианки, помогая бедным и больным. В ее доме в отдельной комнатке, больше напоминающей монастырскую келью, жил уже прославленный святой Василий. Он скончался спустя четыре года после Феодоры в возрасте 110 лет — в 944 году.

Когда‑то он покинул мир и ушел в пустынные места молиться Богу. Там его и увидели проезжавшие мимо придворные византийского императора. Василия доставили в соседний город, где патриций[232] Самон стал допрашивать, требуя ответа — кто он и откуда. На это Василий лишь отвечал, что он странник на земле. Самон велел связать Василию руки и ноги и подвесить вниз головой. Он провисел так три дня, но остался жив и невредим. Тогда его кинули к голодному льву, но тот лишь лизнул его ноги и улегся рядом. Самон приказал утопить святого, но два дельфина вынесли его на берег у Константинополя. Василий вошел в город и стал исцелять больных, предсказывал людям все, что должно случиться с ними.

Так Василий оказался в домике у Феодоры, которая прислуживала ему. Ученик его Григорий, когда скончалась Феодора, начал просить учителя показать ему загробный путь усопшей.

Царьград был взбудоражен, когда святой Василий сам рассказал людям, что показал Григорию обитель успокоения Феодоры, и просил его подробно записать все увиденное им. Листки с записями Григория передавались из рук в руки, многократно переписывались, возвращались к святому Василию, чтобы он свидетельствовал их правдивость, и вновь разлетались по столице. Попали они и в русское посольство, и княгиня Ольга с изумлением прочитала это страшное и вместе с тем обнадеживающее описание загробных мытарств души, которое с той поры уже никогда не выходило у нее из памяти…