— Только христиане думают о своих грехах, язычники же о них и не помышляют! Для христиан мытарства страшны, для не верящих в Святую Троицу их не существует! — шептались горожане, обсуждая видения ученика святого Василия Григория.
Девятнадцатым мытарством было Идолослужение языческим богам и всякие ереси, но и в этом Феодора была неповинна, так же как пропустили ее бесы у двадцатого мытарства — Немилосердия и Жестокости. Мало кто из людей может миновать это мытарство: у бесов тщательно записаны все поступки суровые, в которых проявилась ненависть к ближнему, в них Феодора тоже была неповинна, и ангелы радостно провели святую через Небесные врата. Ликующие ангелы встретили ее и повели к Престолу Божию. Спустились два облака с Престолом Божиим.
Феодора сказала Григорию, и он дословно записал ее слова: «Все там находится такое, что невозможно ни понять, ни объяснить; ум омрачается недоумением, и память исчезает, и я забыла, где я нахожусь». Она поклонилась невидимому Богу, и голос сказал, чтобы ей показали все души праведных и грешных, а потом дали покой, где укажет угодник Божий Василий. Когда ей все показали ангелы, то один из них сказал: «На земле есть обычай: оставшиеся в живых творят память по умершим в сороковой день — тебя на земле вспоминает святой Василий сегодня».
Закончив повествование, святая Феодора сказала Григорию, что теперь, после 40 дней разлучения ее души с телом, она находится в месте, уготованном для святого Василия.
Феодора повела Григория в сад — прекрасный и необычный, во дворец на трапезу, сказала, что все здесь неземное и отличается от земного.
Простившись с Феодорой, Григорий проснулся и долго не мог понять, действительно ли он был в гостях у Феодоры и не наваждение ли все им увиденное. Однако святой Василий подтвердил, что ученик был на Небе, и рассказал ему все, что тот видел там и слышал.
Сшитые воловьими жилами листы пергамента с переписанным для нее рассказом Григория Ольга всегда держала под рукой.
Григорий, тот, что посещал Феодору в обители святого Василия, привиделся ей в облике ныне уже покойного священника Григория, с которым она и была тогда в Византии. Уже несколько лет прошло, как отец Григорий отправился в Корсунь (Херсонес), занемог там лихорадкой и скончался…
Ночами, когда она металась в жару, ей являлись все эти мытарства, ее томило, что она не может припомнить всех их по порядку, а иногда казалось, что она уже летит по небесам, и беспокойство сжимало сердце, минует ли она бесовские заставы, мытарства.
«Жаль, что нельзя поведать няньке о мытарствах воздушных, что встретила на своем пути после смерти преподобная Феодора и которых нам всем не миновать», — подумала княгиня Ольга, с любовью разглядывая ее старое лицо в морщинах.
Она протянула руку за пергаментом, чтобы отыскать в нем то, что ночами ускользало от нее: вот первые шесть мытарств она помнила всегда, а дальше вечно путалась…
Нянька погладила ее по руке:
— Исхудала ты… Ну ничего, теперь уже лихое все отошло…
— Нянька, рассказывай мне все, — сказала княгиня Ольга. — Здесь ли Аноза?
— Не ушел твой звездочет, сказал — ты не велела… — усмехнулась нянька.
— Это правда, — ответила княгиня Ольга. — А Гелона твоя ушла?
— Ушла, ушла невесть куда и зачем. — Нянька поправила платок.
— А Марина? — произнесла княгиня Ольга, не отрывая глаз от пергамента. И вдруг почувствовала, как старуха напряглась, хотела встать, но осталась на месте.
Наступило молчание.
— Что же ты не отвечаешь, нянька? — спросила княгиня Ольга, все еще держа в руках пергамент с описанием воздушных мытарств Феодоры Царьградской[233]
.— Похитили Марину, — наконец выдавила из себя нянька.
— Ты что?.. Была в жару я, а бредишь ты… Кто похитил?!
— Марину похитил черниговский князь и увез к себе…
— Ты что?! — княгиня Ольга так резко села на ложе, что у нее закружилась голова.
— Святослав знает? — только и смогла она выговорить.
— Святослава нет в Киеве, — ответила нянька. — Из всей стражи, посланной с Мариной на Старуху, вернулся один гонец, ему удалось ускользнуть, всех остальных также увезли в Чернигов…
— Я вспоминаю, что у черниговского князя недавно умерла жена, но не знаю, сколько у него жен и наложниц… — Княгиня Ольга опустилась на подушки, ей стало трудно дышать.
— Дети? — тихо выдохнула она.
— Дети здоровы и очень скучают по тебе, все справляются о бабоньке, — улыбнулась нянька. — Хорошие ребятки…
— Какое несчастье! Какое несчастье! — повторила княгиня. Ей сразу показалось, что те силы, с которыми она сегодня начала день, сразу истаяли, как последние льдинки в талой весенней воде… По краям вода съедает… По краям…
— Что же делать, нянька? — почти жалобно спросила старуху княгиня Ольга.
— Ох, не будет от нее добра, как и не было, — ответила та.
— Я знаю черниговского князя Година, он высокий, красивый… Кажется, с синими глазами?.. Зачем ему Марина? Синие или серые у него глаза? Он моложе ее…
— И–и-и, княгинюшка, что нам до его глаз… А вот слава о Маринке, как о колдунье–травознайке, дошла и до него… Так люди болтают…