Княгиня Ольга

— А я и не знала, что ты так хорошо все запомнил! Жаль, что когда я была в Царьграде, не догадалась, чтобы мои гребцы исполнили во дворце колядки…

Княжой пир пировать…
Поехала греча во Царьград побывать
Со князьями, со боярами,
С честным овсом, золотым ячменем…
Ждали гречу, дожидали у каменных врат,
Встречали гречу князья и бояре
Сажали гречу за дубовый стол пир пировать,
Приехала наша греча к нам гостевать…

Порсенна оживился, вскочил и начал прохаживаться по византийскому ковру, постеленному в покоях Ольги.

— Я, княгиня, теперь никуда не хожу без главного снадобья ваших колдунов — золой из семи печей да земляным углем из‑под чернобыльника. Если что померещится — тут же Порошу…

— Тогда сознайся, Порсенна, что ты уже получил от няньки чертополох, зашитый в лен, который и возьмешь с собой в дорогу, — сказала княгиня. Она несколько напряглась, так как всякие разговоры о колдовстве часто и невольно приводили к невестке Марине, а этого Ольга не хотела.

Однако старик в своем увлечении не уловил перемены настроения княгини и продолжал:

— Как‑то я попал в дом, когда ведьму нужно заговаривать, чтобы через трубу не влетала… А гостя не должно быть… Так мне пришлось сделать вид, что я пришел лошадей посмотреть и убежал на конюшню, пока они еще и весь двор золой обсыпали и к воротам ходили, там трясли золу… У западной стороны, чтобы ведьма из трубы да на Лысую гору сразу бы не помчалась…

— А ты, я вижу, Порсенна, все, однако, подметил, — сказала княгиня Ольга, улыбнувшись: у нее отлегло от души. Невестка была ее постоянной заботой. Да и воспитание внуков, сыновей Святослава и Марины — Ярополка и Олега — часто не давало ей заснуть спокойно.

— Да, Порсенна, я тоже люблю наши летние Святки, наши Спасы — и медовый, и яблочный, и на полотне… Весь народ собирается, все рады друг другу, волхвы окуривают мед, яблоки, полотно. Юницы тут же стараются скорее проглотить кусочек освященного яблока, чтобы поскорее исполнились желания… Ведь тогда не нужно и к колдуну идти. Само исполнится. И я всегда так загадывала. Особенно когда молодой была, — сказала княгиня.

— Вот–вот, ты только подтверждаешь мои слова об особых свойствах яблок и меда в Спасы… — воскликнул Порсенна. — И этруски отмечали эти дни. Они благословенны небом и не катаются в разные годы по разным дням. Нет, это крепкие столбы… Таким и должен быть календарь — нерушимым, как скала. А То христиане придумали свой праздник Пасху менять каждый год — то так, то эдак, разве что можно упомнить человеку без священника, по–нашему — жреца. Ведь они временем ведают…

Княгиня Ольга смотрела на Порсенну и вспоминала все долгие годы, что они провели вместе. Никогда он ничем ее не обидел и никогда не дал ей повод усомниться в его доброжелательстве. Нет, это слово ничего не передавало. Он ее любил и никогда не дал ей возможности заподозрить его в том, что он бы спокойно выслушал от самого близкого человека, тайно сказанное о ней дурное слово. Княгиня знала — никогда!.

А ведь это единственное, на что может надеяться не только правитель, облеченный властью, но и любой беззащитный человек… Да, да, каждый беззащитен перед недобром, завистью, злобой тебя окружающих… И сколько бы ни сделал хорошего, всегда можно остаться недовольным, что этого хорошего сделано мало… Недостаточно… Надо было бы сделать другое, оно более важное… Как ей теперь остаться без него, когда он отправится так далеко? И неизвестно, надолго ли? С кем и когда сумеет вернуться?

Порсенна глубоко вздохнул и замолчал. Он понял, что княгиня его не слушает.

— Прости, княгинюшка, что я докучаю тебе своими этрусскими дисциплинами. — Он выделил это слово и повторил: — Его ведь римляне у нас украли. Как и все остальное. Тяжело тебе слушать меня… Но я боюсь — что станет с Русью?.. Ты думаешь, почему к князю Аскольду на могилу весь Киев бегает? Потому что Аскольд первым принял Христа и то, что он был любимым правителем, невинно погибшим, обманутым. Да, да, обманутым твоим князем–свекром Олегом. Потому что поворачивает у людей сердца к Христу…

— Что ты, Порсенна, — очнулась Ольга, — там у Аскольда часто языческие игрища ведут, свадьбы под ивой справляют…

Порсенна посмотрел на княгиню долго, молчал, потом вздохнул:

— Ты не знаешь тайны Аскольдовой могилы…

— Нет, не знаю, хотя слышала много, — громко проговорила княгиня, чтобы не уронить достоинства княжеского всеведения.

— Об этом потом, — глядя почему‑то в угол, почти прошептал старик, — а сейчас — кончим с календарем… Пока я все помню…

И он помахал в воздухе рукой, будто отбиваясь от кого‑то невидимого.

— У тебя что‑то болит? — спросила княгиня Ольга встревоженно.

И он просто ответил, будто о постороннем:

— Болит, болит…

«Не пущу в Ростов», — подумала она, но улыбнулась и сказала:

— После пойдем к няньке, если не хочешь к Валегу… А теперь — рассказывай…